Один из беспризорничков, Васька, как мой, поведал мне свою историю, как его родителей посадили в тюрьму, то ли там их расстреляли, то ли они сами справились, но он точно знал, что теперь их нет и он один на этом свете. За что именно, он не знал, говорил, что родители были не удивлены, но он так ничего и не понял. «Мы вроде и не самые большие буржуи были», — говорил он и пожимал плечами. Васька остался жить на улице, но часто вспоминал, как человек, забравший его родителей, теперь часто выходит на улицу в пальто его папы, и поднимается на балкон попить кофе в кружке его мамы.
— В отцовском пальто, гад! — все сокрушался Васька. Потом он назвал фамилию человека, я не раз ее слыхал, если не тезка — то это тот, что сидит в их горкоме и занимается продразверсткой. То есть это грабитель моих деревень, и я тут же удумал расквитаться с ним. Не зря мне Васька рассказал эту историю, значит, судьба вела меня именно сюда. Я схватил Ваську за руку и велел ему вести меня к своему бывшему дому.
Я шел в толпе беспризорников, и мне казалось, что издалека все еще меня можно причислить к одному из них, только сильно высокого роста. Некоторые растворялись в улицах и шли по своим бесприютным делам, другие же, наоборот, присоединялись, им хотелось, видно, поглазеть, что же будет.
Судьба снова меня вела, только я успел рассмотреть дом, как Васька громко зашептал мне.
— Вот он, вот он, сволочь! Прямо из дома выходит, гляди-ка, пальто отцовское в жару не напялил!
Поводов не верить Ваське у меня не было, поэтому я выскочил из нашего укрытия между домами и тихим шагом оказался прямо за спиной этой сволочи. Он и испугаться не успел, не то что опомниться. Я ловко и быстро вытащил свой ножик и полоснул его глубоко по горлу. Шея рассеклась, оттуда побежала кровь, эта сволочь вся выгнулась, хватаясь за горло, а потом осела на землю. Идущая женщина навстречу заверещала, и я тут же ринулся в ближайший переулок. За мной гнались, у меня не было времени обернуться, поэтому я понятия не имел, служители ли это закона или просто свидетели не хотят упустить убийцу.
Я бежал и думал, вот я дурак, я же город совсем не знаю, это не мой лес, не моя территория, не убежать мне так легко отсюда. И только мне показалось, что я махнул лишку, как я понял, что моя мысль бежит быстрее меня и все на самом деле я уже предусмотрел. Из-за угла дома выглянул один из детей-бродяжек и махнул мне рукой в сторону, куда бежать. Я послушался, и на другой улице в поворот меня утягивал новый ребенок, а за ним еще и еще. Дети действовали как единый организм, будто бы передали друг другу информацию, что я «свой», и уже простроили мой маршрут.
Мне хотелось обернуться и показать кукиш своим преследователям, но сбавлять скорость все еще было опасно. В какой-то момент я почти от них оторвался, стал оглядываться назад, не видно ли их, и, как в сказке, после того как обернулся за спину, чуть не встретил свою смерть. На повороте я с разбегу врезался в широкую грудь Гладышева.
Он сообразил не сразу, а у меня башка работала быстро, поэтому я все сделал как надо. Я отпрыгнул на него и из-за пазухи достал пистолет.
— Лишнее движение или шум, и ты отправишься к праотцам.
А Гладышев знал меня, что я не шучу. Рядом с ним стояла женщина с хорошо уложенными волосами, она держала девочку лет пяти за руку. Обе они сжимали губы, силясь не закричать, маленькая, видно, была шибко умной. Ситуация была прискорбная, может быть, я уже становился виновником того, что дети, оставшись без отцов, оставались и без дома, но никогда это не происходило на глазах чей-то маленькой дочки. Отчего-то я и не думал, что Гладышев женат, казалось, он увлечен только работой, и я совсем не представлял, что он живет в Омске с семьей. У меня у самого военная жизнь шла об руку с семейной, но он был будто не такой человек. Гладышев был непоколебимо идейным, верил в свое дело и всегда говорил о том, что мы должны жертвовать малым ради великого. Мне думалось, он сейчас добровольно отдаст свою жизнь, пытаясь меня поймать, но вместо этого он сделал то, что меня удивило.
Гладышев поднял руки, показывая, что он безоружен. Солдаты, видно, те, что отправились в погоню за мной, промчались параллельно нам, мелькая вдоль домов, и Гладышев не закричал, пытаясь привлечь внимание. Видно, эта женщина и девочка были ему более дороги, чем слова. Он аж стоял весь бледный, язык словно проглотил.