Моя семья была сыта, поэтому сын и дочь росли не по дням, а по часам, только новое дите не спешило зачинаться. Вася рос нелюдимым, в ту линию нашей семьи, в которую мы с мамой не пошли, но она досталась с кровью Никите и Толику. А может быть, дело было только в Варе, и он полностью походил на нее. Он ее жутко любил и в четыре года ходил за ней утенком, куда б она не шла. Однако ж пугливым не был, в этом он был в нас с ней в обоих, он ходил за Варей не из страха, а из большой любви. Как-то он упал в овраг, но не испугался ходить в лес дальше, а в другой раз его куснула собака, но он не перестал тянуть свои руки к животным даже с такой большой пастью, как та дворняга. Это была не моя собака, новую кто-то привел, потому что мои бы звери не стали кусать моих детей, они все слушались меня. Вика же росла шустрой, говорливой, в свои два годика она распевала песни почти как взрослая. В одно время она начала кусаться, и Варя все никак не могла ее отучить, потому что и дочь у меня росла бесстрашной. Меня она жуть как любила, все время лезла на руки да просилась на лошадь.
А конь у меня снова был прежний, Мерлин. Однажды я увидал, как на нем едет красненький солдат, я узнал свое животное даже издалека. Солдата я прихлопнул, взобрался на Мерлина, и он сразу же мне подчинился, потому что помнил своего хозяина хорошо и любил больше всех других ездоков.
Под самый закат двадцать второго года вся наша огромная страна стала называться Союзом Советских Социалистических Республик, по крайней мере, так мне сначала рассказали, а потом я прочитал об этом в газетах. А мне все было начхать на эти новые некрасивые аббревиатуры, я желал верить, что после небольшой передышки бунт разгорится скоро, и эта новая, уже к тому моменту приевшаяся власть падет.
Свое обещание не являться в Птицевку я сдержал. Однажды встретил земляка, он рассказал, что Толик вернулся из красной армии героем, у него якобы появились разные ордена, и чтился теперь человеком важным. Он собирался забрать Людку с Шурочкой, чтобы переехать в город, он хотел поступать там на рабфак и получать образование. Мой землячок говорил, что он мог бы сделать это быстро, якобы уже и было куда переезжать, но в последние месяцы Надя со своей спиной совсем слегла, и, видно, час ее близок. Он мне рассказал, и что моя мать пропала, видно, эти годы Никита считал ее погибшей, и мое злое сердце сжалилось над старой семьей, и я велел земляку передать, что моя мать в добром здоровье и живется ей только счастливее, чем раньше.
Наше время перестало быть таким веселым. Долгое время это мы нападали, хоть и хаотично и не столь часто вели крупные бои, теперь же охота начиналась на нас, причем куда более настойчивая.
Весной мы задумали одно интересное дело: поохотиться за нашими охотниками. У нас здорово вышло подложить порох прямо под их домом в лесу, ставшим перевалочным пунктом. Собственно, мы знали, что рано или поздно в погоне за нами они обоснуются в этом домишке, так как в нем как-то ночевали и мы, и заранее почти все приготовили.
Я прятался среди деревьев с одного края, а Сабир с Макаром должны были и заняться подрывом и оставались по другую сторону лагеря. Было темно, саму ставку было не видать, я стоял и отсчитывал про себя время, когда должно было жахнуть. Видно, я слишком предвкушал большое зрелище, потому что и не заметил, как по этой темноте ко мне подобрался дозорный.
— Руки подними и выходи на свет, а то стрелять буду! —рявкнул он, видно, привлекая громким голосом внимание товарищей. Он зажег фонарь.
Я должен был считать до тысячи, и вот время подходило к последней цифре.
— Да что нам торопиться, скоро и так светлым светло будет.
— Чего?
Вышло все очень красиво, потому что именно в этот момент прогремел взрыв и все за спиной солдата озарилось рыжим пламенем. Он в шоке обернулся на него, у него наверняка все звенело в ушах, поэтому, пока он разглядывал огонь, я сам к нему подскочил и воткнул нож в шею.
Когда солдат упал на землю, я раскинул руки и смотрел, как горели ненавистные мне солдаты, позарившиеся не только на мою землю, но и даже на мой лесной дом. Слышался громкий треск пламени, крики. Я видел, как из горящего дома крупными прыжками появляется лошадь, и жаль было, что такое мощное животное, вероятно, погибнет. Долго стоять было нельзя, огонь мог распространиться, но я ждал, пока меня заберут Макар и Сабир.
За треском пожара едва был различим цокот копыт, ко мне подъезжали мои друзья. Сабир махнул мне рукой, его лицо освещал огонь, глаза тоже горели от возбуждения, у нас здорово все вышло, и в этот момент я услышал выстрел. Сабир вздрогнул, схватился за шею и стал падать с коня. Я резко обернулся, выхватывая пистолет, но огонь забирал все внимание, и я не сразу рассмотрел стрелка. Воздух пронзил новый хлопок, Макар грубо выругался за моей спиной, а я рухнул на землю, чтобы не стать следующей мишенью. Последовал еще один выстрел, видно, не достигший своей цели, и я наконец рассмотрел красную звезду на буденовке солдата, к которому со спины подступал огонь. Я целился именно в эту звезду и смог уложить его со второго выстрела.