Выбрать главу

Когда я обернулся, то увидел, как Макар неуклюже перевязывает свое предплечье платком, перевел взгляд и рассмотрел Сабира, лежащего в собственной крови у ног лучшего на всем земном шаре коня Сулима. Я подбежал к нему, лицо его застыло, в его глазах не было взгляда, вся шея покрылась кровью. Сомнений на его счет никаких не было, моим первым импульсом было обнять его, но время нельзя было терять, Макару нужна была помощь. Я стянул его с коня, вырвал из его рук платок и туго перевязал. Только потом я смог кинуться к Сабиру, я упал возле его тела и наклонился к нему, прижавшись лбом к его еще теплой голове.

— Пристрелян? — спросил Макар. Таким он и был. Я в это сразу поверил, не было у меня такого чувства, будто бы этого не могло произойти. Это могло случиться сегодня, вчера, год назад и даже пять лет тому назад, еще в самом начале нашего пути. Это всегда могло произойти, даже до нашей с ним встречи, там, на великой войне, куда его пригнали силой, там даже вероятнее, чем здесь, где он пошел воевать добровольно и продолжил, когда, по сути, все уже закончилось, остались только мы со своей злобой. Сколько мы не стреляли, не размахивали саблями, Сабир был самым удачливым, умелым и осторожным, и никогда не был ранен. И вот первая пуля, настигшая его, забрала Сабира у меня. Сердце мое налилось такой сильной болью, будто бы мне и самому разрывная пуля попала в грудь. Я взвыл.

— Вань, уходить нужно, так будет лучше, Сабир не хотел бы, чтоб мы попались.

— Мать твою, богородицу, не спросили! — рявкнул я на него и продолжил обнимать Сабира. Но Макар был прав, я утер свои злые слезы и вскочил на ноги. Но, прежде чем садиться на коня, я пошел к пылающему дому, подошел к телу застреленного мною солдата и стал рыскать по его карманам в поисках документов. Я думал, что кумачи ни на секунду с ними не расстаются, а у этого, как назло, не было. Но неподалеку я нашел еще живого солдата, он сильно пострадал от взрыва и доживал свои последние минуты. Тащить его было легко, у умирающего не было никаких сил сопротивляться.

— Учти, что мне не врут, — процедил я сквозь зубы и поднес его к застреленному солдату. — Как звали покойника?

Он что-то промычал, но что, я не расслышал из-за треска огня.

— Громче!

Видно, ему легкие обожгло и говорить он совсем не мог. Дым плотно пробирался и мне в голову.

Он что-то сказал, наиболее это было похоже на «Володю», но я не мог быть уверен до конца.

— Громче! — я встряхнул его.

Меня что-то сильно толкнуло, я выронил умирающего и сам упал на землю. Надо мной стоял Макар.

— Поехали! Все уже произошло, баста, уезжаем!

Перед глазами все плыло, то ли от злости, то ли от дыма, то ли я не стер все слезы. Макар возвышался надо мной, рядом лежали два трупа, все горело, лес застилал дым. Я кивнул, поднялся на ноги и побрел к коню. Макара тоже пошатывало, ранение в руку сказывалось.

И все-таки он лихо запрыгнул на своего коня, а я стал неуклюже затаскивать тело Сабира на его жеребца. Сулим, который никогда никому не подчинялся, вдруг затих и даже не нервничал из-за огня рядом. Макар нетерпеливо оглядывался на меня.

— Езжай! — крикнул я ему, он выругался, вдарил по лошади и помчался вперед. Я все-таки затащил Сабира, забрался сам и двинулся следом за Макаром, прижимая к себе своего холодеющего друга.

У дома меня встретила Варя, она стала помогать мне снимать Сабира, но я оттолкнул ее, она ждала нашего третьего ребенка, ей не нужно было ни поднимать тяжести, ни соприкасаться с мертвецами. Она плюнула мне под ноги и скрылась в доме. Я занес Сабира внутрь, положил его на лавку, а сам сел за стол с рюмкой самогона, но выпить сразу не вышло.

Варя стала утирать шею Сабира мокрой тряпкой от крови. Хорошая она у меня была, зря я ее обидел, ее сердце тоже было не льдинкой, по Сабиру она горевала разве что на капилютку меньше моего. Я поднялся и уже без грубости взял тряпку из рук и сам обтер шею Сабира. Стоило привести моего бедного друга в порядок, но я вновь обессилел, уселся за стол и заплакал.

— Судьба, Ванчик, — сказала Варя и погладила меня по голове, она не спрашивала, что произошло, и так было понятно. — Не молчи только, выговорись.