Вскоре после этого в школе Ване рассказали про Лондон, который очень ему понравился. В том числе ему поведали про Тауэрский мост, построенный около пятнадцати лет назад. О нем учитель прочитал в газете, и Ваня все требовал у него больше информации и про сам мост, и в целом про Лондон. Не получив того, что хотел, в достаточной мере, Ваня сам стал придумывать, и в итоге в своих фантазиях пришел к выводу, что его отец был родом из Англии и построил этот самый Тауэрский мост, и звали его вовсе не Григорием, а Грегори. Не знаю, откуда он нашел такое имя, но, может быть, учитель все-таки сумел поведать ему о Лондоне достаточно.
Ваня стал рассказывать всем, что в нем течет английская кровь, и, как ни странно, другие дети не стали высмеивать его. Наоборот, он будто наладил с ними общение. Если раньше его боялись и презирали, то теперь, несмотря на сохранившийся страх перед ним, стали уважать. Лучше стали складываться у него отношения с ребятами из других деревень. Слухи о том, что он якобы чертов сын, распространились и там, но к ним относились с меньшим суеверием, и он нашел себе несколько друзей. Учитель мне говорил, что они ходят за Ваней хвостом и смотрят ему в рот, в то время как более робкие дети стараются с ним даже не заговаривать. Меня расстраивало, что Ваня явно мог обладать лидерскими качествами и обаять всех сверстников в деревни, но из-за обстоятельств его рождения уважаемым человеком ему было не стать.
В этот период появления у него новых друзей и увлечения Англией Ваня впервые сбежал из дома в город. Его не было несколько дней, я проплакала все глаза, проходила все овраги вокруг, заглянула в каждый колодец и уже практически похоронила его. Оказалось, что он вместе со своим другом тайно забрался в повозку торговца и добрался до города, желая узнать там побольше об Англии. Потом он не мог найти дорогу до Птицевки обратно и, как назло, ему не попадалось ни одного ездока, направлявшегося сюда.
— Я хотел мигом, туда и обратно! Я вовсе не думал, что так долго получится, мамочка! — оправдывался он, пока я стояла перед ним без кровинки в лице с трясущимися руками.
Ему и правда было стыдно и больно на сердце, что он заставил меня так сильно беспокоиться, но кроме жалости ко мне я чуяла и нечто другое. Там мелькали опасные огоньки возбуждения перед открывшимися перед ним возможностями: мир куда больше и открыт для исследования, и сам он уже достаточно большой и смелый, чтобы делать это самому.
И я, и Никита тогда оставили Ваню без наказания. Зато его старший кузен, Матвей, человек более резкого нрава, решил его наказать. Я об этом узнала, когда услышала шум в сарае, куда Матвей пытался затащить Ваню, на что тот схватил вилы и не подпускал его к себе.
— Убью! — кричал Ваня, размахивая вилами перед собой. Он был на семь лет младше Матвея, но с вилами не так легко было к нему подойти.
— Вот дурак, вот дурак! — орал в ответ Матвей, пытаясь схватиться за черенок.
Я подбежала к ним и стала отгонять одного от другого. Не желая задеть меня, оба успокоились и разошлись в разные стороны.
— Не воспитываете вы сына, тетя Фрося, вырастет дикарем, — сгоряча сказал Матвей, щеки его пылали, шея взмокла. Оба Никитиных сына были послушными и правильными юношами, и если Толик, если дать ему волю, просидел бы всю жизнь в одиночестве, вырезая из дерева, то старший был более вспыльчивым и открытым душой. Я любила обоих мальчиков, и нашла бы в своем сердце еще больше любви к ним, если бы они жаловали моего Ванюшу. Слова Матвея меня задели, и я на вечер погрязла в печальных мыслях о том, что Ванюша растет у меня таким своевольным, потому что я не могу дать ему жесткого воспитания. Но эти думы не помогли мне изменить свое отношение к воспитанию, Ванюша так и рос дикарем.
Вскоре после этого в деревню приехал фотограф, и мы всей семьей вышли на снимок. Фотограф решил сделать его на фоне нашего дома, чтобы были видны наши узорчатые обличники, самые расписные во всей деревне. Бабка сниматься не стала, испугалась. В центре фотографии на скамье сидели Никита и Надя, он — чуть отвернувшись, показывая свой гордый профиль. Всегда усталая бледная Надя вышла и на фотографии больной, было видно, что ей и сидеть тяжело из-за проблем со спиной. Она давно ходила, опираясь на клюку, на фотографии она без нее. Никитины сыновья стояли по бокам, Толик с широко раскрытыми глазами смотрел куда-то вниз, его лицо было видно нечетко, вероятно, он испугался вспышки, Матвей строго сложил руки по швам и смотрел на зрителя смело, даже с вызовом. Ваня, как всегда, вертелся, во время съемки он все смотрел на Матвея, обиду которому до сих пор не забыл. Видимо, фотограф застал на фотографии тот момент, когда Ваня в очередной раз сказал что-то своему обидчику. На его лице застала кривая улыбка, и он посматривал на Матвея, ожидая его реакции. Я на этой фотографии стояла счастливая и красивая, рассматривая снимок, я подумала, что разница с Никитой у нас в четыре года, а на фото я гожусь ему в дочери.