— Зачем в Омск меня вести собрался? Вот ты знаешь, кто я, вот я напал на твоего сослуживца. Отчего б не вздернуть прямо тут?
— Конечно, инстинкт мне говорит отомстить за товарища, но я борюсь с этим неразумным голосом. В какой-то степени вас можно понять: вы защищались, весьма ловко, и, зная весь хвост ваших преступлений, волочащийся за вами и отсутствие доверия к советской власти, неудивительно, что вы не собирались сдаваться. К тому же штаны довольно неплохо защитили ногу моего сослуживца, рана оказалась неглубокая. Тем не менее несмотря на то, что я могу это понять, оправдывать вам совершенно не за что. Вы совершили вместе со своей бандой не менее сотни убийств, это минимальная цифра, если не брать в учет все нападения, которые не были приписаны ни одной преступной группировке. Вы совершали диверсии, портили транспортные пути, уничтожали боеприпасы красной армии, грабили людей. Но судить вас должен не я.
— А кто? Бог мне судья?
— Советский суд.
Его лицо осталось серьезным, я вглядывался в его глаза, прямо смотревшие на меня под выдающимися надбровными дугами, он не паясничал. Тогда рассмеялся я, Журавлев посмотрел на меня оскорбленно.
— Почему вы смеетесь?
— А если я ночью горлышки всем вам перережу? Вырву себе клык, а он острый, как у волка, и перережу вас всех? Останутся от вас только рожки да ножки, и не дойти вам до суда?
— Ваше право пытаться, мое — вас остановить.
— С таким наивным взглядом на жизнь вам точно никуда не дойти, до цели так точно. Можно только идти, идти… Шлеп-шлеп по дороге, шлеп-шлеп, этот путь может только закончиться разочарованием или внезапным прерыванием.
— Вы совершенно не правы, я никогда не разочаруюсь, и даже если мой путь прервется, я буду знать, что другие его продолжат.
Это был интересный человек, верящий в абсолютно все свои слова. Я стукнул по столу, давая понять, что мы закончили эту тему.
— А если мои друзья сюда нагрянут? Как будете отбиваться? Сколько вас, трое? А моих соколиков — тьма!
— С вашими друзьями, вероятно, мне действительно рано или поздно придется встретиться. Я надеюсь, что за наше путешествие вы расскажете о них, по крайней мере, я буду настаивать.
— Пытать будешь? — я перешел с ним на «ты» окончательно и больше к вежливости возвращаться не собирался. — Знай, я пыток не боюсь. Отец мой — черт, это все в деревне моей, приглянувшейся тебе, знают, и я в таких местах бывал, где ни один бы человек не выдержал.
— Надеюсь, мы обойдемся без них.
Я снова стукнул по столу, заканчивая тему.
— А если прокляну? Иль уже это сделал?
Последнюю фразу я сказал, увидев, что в дом заходят Бобылев и Борисов, они оба сразу поникли от моих слов.
— Не говорите глупости.
Ночью мои слова обрели смысл. Удача всегда была на моей стороне, я проснулся, оттого что мне почудился запах гари. Я открыл глаза посреди ночи, понюхал воздух и точно знал, что где-то разгорается огонь. Другие себе и ухом не воротили, спали как убитые, а я все чувствовал. Мне хотелось выглянуть в окошко, поглядеть, что там разгорается, да только меня так привязали, что я не мог приподняться со своей лавки. Голова к голове на лавке спал Журавлев, свободный конец моей веревки он заложил под себя, видимо, чтобы почувствовать, если я буду сильно тянуть ее. Я все думал, а не смогу ли я незаметно развязать руки и накинуть ему веревку на шею, пока она так близко, но завязал он меня крепко.
Я стал вертеть руками, насколько позволяла веревка, чтобы она зашевелилась под ним.
— Вы почему не спите? — строго прошептал он. — Учудили что-то?
До него спросонья не дошел запах гари, видно, он беспокойства не чувствовал. Журавлев приподнялся на локтях и посмотрел на меня, а я широко ему заулыбался, показывая свой оскал во всей красе.
— Почему вы так жутко улыбаетесь?
— Почувствуй, узнаешь, — мой шепот более всего был похож на шипенье. Журавлев непонимающе на меня посмотрел, и в этот момент кто-то на улице закричал «Пожар!» и, видно, стал бить в медный таз, чтобы перебудить всех. Даже Борисов и Бобылев мгновенно подскочили, а я залился громким долгим смехом.
— Это он, паскуда, сделал! — воскликнул Борис.
— Не говорите глупостей.
— Да вы посмотрите на него, в него будто бес вселился!
— Не стоит поддаваться упадническим настроениям. Борисов, пойдемте со мной, мы будем помогать жителям с тушением пожара.
— Почему я?
— Потому что Бобылев ранен, и он останется здесь с Иваном.