— Вовсе не потому, что я преступник. Когда здесь был Колчак, иногда я сотрудничал с большевиками, у нас был общий враг. Потом меня твои товарищи звали к себе, хотя они знали, что я преступник. Я был выгоден им, поэтому звали, но коль я не откликнулся, то меня, как неугодного новой власти, следовало уничтожить. Разбойник ли я иль нет — это лишь дело вторичное.
— Но почему вы не приняли предложение? В чем вы были не солидарны с идеей равенства?
— Никакого равенства нет! Вы тут же стали отбирать хлеб у крестьян не меньше, чем ваши предшественники! Продразверстка, понимаешь ли! И к чему это привело в конечном итоге? Сколько крестьян погибло в голоде?
— Послушайте, продразверстка была необходима, особенно в условиях военного времени, крестьянин трудился, принося вклад в дело революции, поддерживая нужды товарищей, которые отвоевывали свободу для них же.
— Отбирать хлеб ради свободы? И к чему это привело, к массовому голоду!
— Послушайте, это событие было большой трагедией. К ней привело множество факторов, засуха, неурожайный год…
— Неурожайный год был лишь потому, что вы отобрали у народа все, что и сажать было больше нечего!
— Это трагедия, большая трагедия, Иван! Я не могу исключить, что могли быть перегибы на местах…
— Ах вот как! — он вскочил на ноги, они не были у него связаны, Дмитрий и Федор сразу подсобрались, готовясь воспользоваться оружием при необходимости. — Сколько людей, не бравших оружие в руки, погибло из-за таких ошибок.
Он покачал головой, показывая, что сказал еще не все. Иван прошелся вокруг костра, а потом вдруг ловко вскочил на заснеженный пень. Он покрутился на нем, скидывая снег, а потом вдруг заговорил громко, патетически выделяя каждое слово:
— Ответственны владыки за все, что свершилось в их правление.
Иван поглядел на нас, будто проверяя, это явно была цитата откуда-то, но я ее не распознал. Он артистично поклонился нам и наверняка бы театрально развел руками, но они были связаны у него.
— Клоун, — с неуместной злостью сказал Федор и грубо выругался, совсем не подобающе для человека на службе.
— Присаживайтесь, пожалуйста, к костру. Вы выглядите так, будто готовы показать нам целое представление, а вам нужно напитаться теплом, прежде чем мы отправимся в путь дальше.
— Бульон согрелся, — как раз оповестил нас Бобылев.
Ивану понравилось, что я оценил его жест, поэтому слезал с пня он в чуточку менее дурном расположении, чем залезал на него.
По моему плану мы должны были переночевать в охотничьем домике, снег усложнял нам путь, поэтому последний отрезок пути нам приходилось идти почти в полной темноте. Это было страшно, этого было не отнять, я старался ко всему подходить рационально, но даже мне становилось не по себе. Лес пробуждал архаические чувства, инстинкты брали верх над разумом и заставляли чувствовать себя беззащитно. Иван, конечно, способствовал этому ощущению, что его крайне развлекало.
Еще днем он стал обращать внимание на следы кабанов, которые встречались тут все чаще. Ивана они развеселили, он все показывал их нам, что и тут кабанья тропа, и там. Я думал, что он хочет нас напугать, зимой встреченное голодное животное может оказаться очень свирепым, кабаны не были так опасны, как крупные хищники, но тем не менее я читал в газетах о случаях, когда кабаны служили причиной смерти для человека. Кроме того, мне вспоминался миф о Геракле, в котором Эриманфский вепрь опустошал поля и убивал людей.
— Товарищи, — говорил я, обращаясь преимущественно к Дмитрию и Федору, — пускай ни один из нас не славится, как охотник, тем не менее встреча с дикими кабанами хоть будет нам неприятна, но все-таки не страшна. Мы вооружены и хорошо подготовлены, животные, насколько мне известно, испугаются даже звука выстрела.
Иван снова улыбался, он подходил ко мне близко и говорил:
— Уж с кабанами вы-то справитесь, даже я не сомневаюсь. Бобылев, Борисов, держитесь этого молодца, он вас защитит от зверя дикого.
— Не понимаю вашего веселья, — честно признавался ему я.
Во время небольшой остановки он затоптал некоторые следы крупного кабана, сверху них оставив свои. Выходило так, будто бы за его человеческими следами шли сразу животные. Иван показывал нам их и говорил:
— Это я так зверем обернусь и убегу от вас.
— Ты уж определись, ты разбойник или лесной колдун, — негодовал Дмитрий.
Иван не обращал внимания на его слова, был занят своими:
— А потом ищи-свищи, вовек не найдешь. Только вот я не в кабана обращаюсь, а в зверя пострашнее.