На самом деле они с Кирсти не сделали ничего, чтобы спровоцировать соседей. И тем не менее они страдали. Джейми не спал ночами, обдумывая все это, и приходил к единственному выводу: Люси и Крис просто злые. Им нравится мучить других. Они любят чужую боль. И они готовы вытерпеть многое, лишь бы причинить кому-то эту боль.
Если бы это не происходило с ним самим, Джейми не поверил бы, что так бывает. Но все было именно так. Это происходило на самом деле, с ним и Кирсти. Но их жизнь не должна быть такой. Это несправедливо!
И все-таки как могли два вполне нормальных на вид человека все это сотворить? Ведь они не были чудовищами, вампирами, демонами или призраками. Это были обычные люди. Хотя иногда Джейми думал, что в этом-то все и дело.
Над ними жил Брайан, который писал детские ужастики: сказки, в которых оборотни и ведьмы мучили детей. Но если бы он хотел преподать детям урок жизни, ему стоило бы писать не о монстрах и магии, а о людях вроде Люси и Криса.
Джейми сел в машину, достал бумажник и повертел в руках бумажку с номером. Что это за имя — Чарли? Он не знал, как объяснить, откуда у него взялся его номер. Но он что-нибудь придумает.
Он спрятал номер в бумажник и поехал домой.
Весь день он просидел в маленьком кафе. Отъехав от офиса, он почувствовал, что страшно хочет курить. Он не курил с самого колледжа и ненавидел курящих, его тошнило от запаха и вкуса дыма. Но теперь ему безумно захотелось сигарету. Весь его организм жаждал никотина, да и дрожащие руки надо было чем-то занять, и он ничего другого не смог придумать.
Он снял пленку с бело-золотой сигаретной пачки, которую купил в киоске, и закурил с чувством вины и страха.
Он затянулся и тут же закашлялся. Пожилая женщина за соседним столиком улыбнулась. Он снова затянулся и почувствовал, как от никотина слегка кружится голова. Джейми выпил кофе и выкурил сигарету. Потом другую. Его подташнивало, но стало спокойнее.
Время пошло быстрее. Он пообедал, выпил еще три чашки кофе, съел булочку, потом вышел на улицу и снова закурил. Он смотрел, как люди заходят в кафе и выходят из него. Он знал, что официантки обсуждают его, не понимая, что он так долго здесь делает, но деньги они брали с удовольствием. Наконец в половине пятого он расплатился, оставил на столе банкноту в десять фунтов и вышел в сумерки. Джейми сел в машину и поехал за Кирсти в больницу Святого Фомы.
— Ты что, курил? — спросил Кирсти, понюхав воздух в машине.
— Нет. Я разговаривал с Майком. Мы вышли на улицу. Он курил, — Джейми понюхал свой рукав. — Не думал, что запах так впитывается.
— От тебя воняет. Придется постирать все, что на тебе надето.
— Прости.
Остаток поездки прошел в молчании. Когда они приехали домой, Джейми разделся и сунул вещи в стиральную машину. В квартире было так холодно, что он натянул на себя две футболки и толстый свитер.
— Чаю?
— Гм… — Кирсти перебирала документы. Лицо у нее было озабоченное. — Джейми, а к какому агенту по недвижимости ты ходил?
У Джейми кровь застыла в жилах.
— К тому же, у которого мы купили квартиру. «Андерсон и сын».
Она встала и показала ему письмо на бланке «Андерсона и сына». Это письмо агент прислал, чтобы подтвердить, что готов продать им квартиру. Джейми хотел даже вставить его в рамочку, но руки так и не дошли.
— Я им сегодня звонила и спросила, не могут ли они ускорить процесс оценки. Они вообще не поняли, о чем я говорю.
Он сглотнул.
— А ты в тот филиал звонила?
— Я звонила в тот филиал, где мы покупали квартиру. И они связались с двумя другими офисами. Ты не выставлял квартиру на продажу.
— Они что-то напутали.
— Не ври! — Она швырнула письмо на пол. — Я знаю, что ты никуда не ходил. Не пытайся все сделать еще хуже. Не ври!
— Кирсти, я…
Она сложила руки на груди:
— Ты идиот, Джейми. Идиот и урод.
Она прошла в спальню. Джейми пошел за ней, чувствуя, что истекает кровью. «Я трус, — думал он, — и слабак». Кирсти залезла на стул и сняла со шкафа чемодан. Бросила его на кровать.
— Что ты делаешь?
— Ухожу. — Она открыла верхний ящик и вытащила из него кучку трусов, носков, колготок и всяких кружевных штук, которые надевала довольно редко. Джейми беспомощно смотрел на нее.
Она повернулась к нему:
— Я не могу тут больше жить, Джейми. Знаю, ты думаешь, что сдаваться нельзя. Я не дура. И я знаю, что ты не выставил квартиру на продажу, потому что считал это слабостью. Не знаю, может, так и есть. Может быть, я трушу. Но ты должен понять, что я с ума сойду, если останусь тут еще на день. Я плачу на работе — и не только из-за ребенка. Я боюсь возвращаться домой. Мне страшно заходить в собственную квартиру. А это должен быть мой дом. Домашний очаг. Мы его потеряли.