Пусто. Холодно. Страшно.
Холодно, даже кости промерзают насквозь. Сон переходит в тяжёлую фазу, становится трудно дышать, будто я забываю, как это делается. Рефлекторно дёргаю руками, пытаясь спихнуть с груди несуществующего слона, и путаюсь в каком-то одеяле. Вцепившись в него мертвой хваткой, пытаюсь свернуться калачиком.
— Она опять задыхается, — пробивается словно через вату в ушах чей-то расстроенный женский голос. — Сэр Персиваль, это же невозможно! Третий раз такая энергопотеря за вторые сутки. Отчего? И посмотрите, снова замерзает! Силы небесные! Принести ещё плед?
Свет, пробивающийся сквозь веки, болезненно давит на глазные яблоки, и я пытаюсь как-то отвернуться от его возможного источника. Не получается. Слабость.
— Потерпите, дорогая. — Кто-то высвобождает мои руки из-под одеяла и сжимает запястья. От внезапно разогревшихся на них металлических предметов струится долгожданное тепло, наполняя каждую клеточку тела. — Лучше? Вижу, что лучше, не отвечайте, берегите силы. Диана?
— Да, сэр Персиваль?
— Плед не нужен, скоро она согреется. Третий раз, говорите? Почему я узнаю об этом только сейчас?
Похоже, слух возвращается. Я даже различаю досаду в голосе, чуть тонковатом для мужчины. Дышать легче, но вот свет — назойливый, бьющий в глаза, слепит, будто я на пляже, под палящим солнцем.
— Опустите шторы, — слышу распоряжение. — Благодарю. Итак, это уже третья энергопотеря?
— Да, сэр Персиваль. Но вы всё время были заняты, я не могла об этом сообщить. Впервые это случилось вчера утром, к нам тогда привезли русичей, с боевым псом, тоже раненым, они никак не желали переводить его в другое помещение, помните? А вечером у вас был восстановительный сеанс с обережником, а затем явился его наставник, и вы попросили вас не беспокоить, потому что…
— Да, припоминаю. Стало быть, оба раза вы справились, используя браслеты?
Сильными и в то же время осторожными движениями он массирует мне поочерёдно пальцы, ладони, и от них растекаются по рукам и далее — к сердцу, лёгким, гортани — огненные струйки. В то же время более деликатные женские ручки — очевидно, сестрички Дианы — растирают мне ступни и не менее ловко проходятся по точкам акупунктуры.
— Совершенно верно, сэр, — не отрываясь от своего занятия, докладывает сестра милосердия. — К тому же, вечером с ней подежурил её наставник, а вы же знаете, у него поддерживающая аура действует постоянно. Но в этот раз, похоже, случай более тяжёлый. Вчера ей оказалось достаточно трёх минут для восстановления, а сейчас этого мало, сами видите.
— Да, пожалуй…
Россыпи тёплых мурашек пробегают по лицу, груди, щекочут живот. Невольно ёжусь… и открываю глаза. Сверху тут же ложится небольшая суховатая мужская ладонь.
— Ш-ш… не нужно, Иоанна, не напрягайтесь, я же просил: берегите силы.
Послушно опускаю веки. Не напрягайтесь? Прекрасный совет. Большего мне и не надо. Пусть делают, что хотят, мне всё равно, главное — убран раздражающий свет.
— Да, обесточивание, практически полное. Её поддерживает лишь остаточная детская аура и накопители. И ещё вот это. — Поглаживает на моём запястье нечто гладкое и шелковистое. — Очевидно, родственная энергетика взаимодействует с детской, они обоюдно усиливают друг друга. Кто дал ей эту вещицу, вы узнавали?
Пауза.
— Дон… — шёпотом начинает женщина.
— Дон Теймур, несомненно. Характерный отблеск его ауры. Он здесь? Один или с сыновьями?
— Все трое, сэр, ожидают вас. И ещё тот большой русич… Самый большой, вы помните? Пригласить?
Не удержавшись, снова приподнимаю веки — и встречаю взгляд невысокого мужчины, уже немолодого, седовласого, темноглазого, с небольшой заострённой бородкой с проседью. Значит, это и есть сэр Персиваль.
— Подождите немного, — останавливает он сестру.
Чуть скашиваю глаза в её сторону. Да, это она встречала нас с… хранителем? А ведь он так и не назвал своего имени. Только сейчас понимаю, что волок он меня сюда чуть ли не силком не для того, чтобы узнать об обережнике, а ради меня самой, драгоценного объекта охраны, пребывающего в ту пору явно не в себе. На Рорика он меня просто приманил. Несмотря на упадок сил, мыслю я достаточно чётко.
— Вы хорошо меня слышите, Иоанна? — Прикрываю веки в знак согласия, потому что говорить… нет, чувствую, что могу, но просто не хочу. — Помните, что с вами произошло? — Да, практически всё. — Хотите кого-нибудь увидеть?
Прикрыв глаза, качаю головой. Нет. Не хочу. Никого и никогда.