— Катрин, хватит. Ты сегодня совершила достаточно безумств. Я не хочу, чтобы твоя сумасбродность стала причиной мучительной смерти твоей и нашего ребёнка, кого-либо из наших близких. Катрин, довольно, прошу тебя… — измученно и устало умолял Арно жену, отступая к алтарю спиной вперёд.
— Ты куда это собрался? Я так просто не успокоюсь, пока не узнаю, чем ты болен, и как это лечить! Вернись сейчас же! — Катрин стремительно подошла к Арно, обеими руками схватила его за плечо и почти что потащила его за собой к выходу из церкви. Супруг отчаянно сопротивлялся, требовал одуматься и перестать подвергать себя риску схватить заразу. Его поддержали несколько человек из дворян и священник, молившие Катрин взять себя в руки и отнестись с уважением к решению супруга.
— С удовольствием посмотрю, как вытянутся ваши лица, когда я привезу в Овернь моего мужа полностью здоровым и живым! — с разъярённым упрямством бросила Катрин эти слова в лица всем этим людям, буквально таща мужа следом за собой. Сопротивляться этому урагану по имени «Катрин» у него оставалось мало сил. Изабель Монсальви — и та уже не надеялась призвать невестку к тому, чтобы та взяла себя в руки и не устраивала на публику сцен. Даже Арно немного присмирел и уже почти не противился тому, что жена тащила его прочь из церкви и, когда они переступили порог — от церкви, где сегодня его должны были отпевать.
Стоявшие по краям дороги крестьяне, мимо которых Катрин решительно уводила мужа за собой, шептались друг с другом:
— Вы видели? Нет, вы видели это? Как госпожа Катрин не боится заразы? — Она же сама себя обречёт на мучительную смерть…
— Наверно, нужно быть совсем безрассудной, чтобы так поступать… она сорвала заупокойную мессу…
— Она отважная и любящая жена, но её поступок — сумасшествие!..
— И вовсе это не безрассудство, и не безумие! — возразил женский старушечий голос из толпы. — Эта женщина — святая, она не отвернулась от любимого человека, вопреки всему!
Тем временем Катрин, названная «святая» устами старушки из толпы крестьян, ускорив шаг, спешила увести супруга как можно дальше от церкви, направив стопы к деревянной и грубо сколоченной скамье под старым тополем, где расположилась отдохнуть с маленьким Мишелем Сара.
Мадам Изабель и Готье с трудом поспевали за ней, даже Арно немного спотыкался, не всегда поспевая за темпом ходьбы мятежной супруги, которая ради него плюнула с высоты на все людские предрассудки и на все те пересуды — которые непременно будут мусолить на всю Овернь после того, что Катрин устроила в церкви. Арно, как ни старался, всё же не смог припомнить каких-либо случаев в истории, когда женщина срывала отпевание своего живого серьёзно заболевшего мужа и буквально с оружием была готова отбивать у тех, кто обрекает его на смерть, а после похищала с его же отпевания.
И, какие бы страшные мысли Арно сейчас ни одолевали, они не мог не признавать перед самим собой, что отчаянная храбрость Катрин и её стремление спасти его жизнь вопреки общественному мнению, считающего его персону заочно трупом, вызывает в нём восхищение и трепет.
Когда же Катрин дошла до дерева, где на скамье сидела Сара и убаюкивала Мишеля, Арно мягко высвободился от Катрин и отошёл немного подальше, всё же не покидая своего места, снял с себя плащ и постелил на траву, сев на него. Поджал к груди колени и обхватил себя за плечи, в полной прострации глядя вдаль прямо перед собой. Готье присел на скамью рядом с Сарой и понимающе переглянулся с цыганкой, словно хотел без слов сказать: «Да уж, насыщенный выдался день. Вот уж от кого — а от госпожи Катрин я не ожидал, что она сорвёт заупокойную мессу в церкви».
— По приходе домой я обрадую Фортюна. Бедняга заперся в кордегардии, не в силах вынести мысли, что его господина досрочно запишут в покойники, — тихонько проговорил нормандец. — Фортюна точно обрадуется, что госпожа Катрин пресекла этот кошмар.
— Ты прав, Готье, и ты даже не представляешь, как сильно, — шёпотом согласилась с ним Сара, опасаясь разбудить только начавшего дремать Мишеля.
Изабель де Монсальви присела рядом с Сарой и Готье молча, осмысляя всё только что произошедшее в церкви, и бросала полные острого сопереживания и боли взгляды на одиноко сидящего поодаль от всех сына.
— Сара, Готье, матушка… Я возьму для Арно и для всех нас что-нибудь поесть. Готье, если мой муж вознамерится вернуться в церковь на собственное отпевание — разрешаю тебе его связать, — с невесёлой иронией проронила Катрин, направляясь к маленькому рыночку в нескольких туазах от того места, где она оставила Сару, Готье и Арно с Мишелем и свекровью.