Я расплатился с шофером, поднялся по трем бетонным ступенькам на крыльцо дома-оригинала и позвонил.
Молодой гигант-блондин открыл дверь и серьезно взглянул на меня: серые выцветшие глаза на лице цвета выдубленной кожи. Гигант сказал полуутвердительно:
– Вы Лэм из Лос-Анджелеса. – В ответ на мой кивок пожал руку тонкими сильными пальцами. – Проходите, пожалуйста, Артур Уайтвелл звонил нам...
Я проследовал за блондином в дом. Сразу же мои ноздри защекотал запах вкусной стряпни.
– У меня выходной, – объяснил блондин. – В пять часов у нас обед... Войдем сюда. Присядьте вон в то кресло, около окна. Там удобно.
В кресле и впрямь было удобно. Комфортабельное, ничего не скажешь, кресло. Весь дом, наверное, таков. Но чтобы иметь возможность выставить напоказ какую-то стоящую вещь, хозяевам приходилось, видимо, слегка экономить. Само здание ничем не выдавало бедности, но обстановка дома явственно свидетельствовала о жажде, которую испытывали хозяева по дорогим вещам, они бы костьми легли, чтобы обладать тем, что символизировало бы достаток и верх вкуса.
Огден Дирборн (худ, как доска!) двигался быстро, даже изящно. По всем приметам, работает он где-то в пустыне, на свежем воздухе, обычно молодые мужчины охотно демонстрируют и гордятся своей бронзовой от загара и юношески свежей кожей.
Открылась дверь. Вошла женщина. Я встал.
– Мама, позволь представить тебе мистера Лэма из Лос-Анджелеса – того самого, о котором говорил Артур Уайтвелл, – сказал Огден.
Дама приблизилась ко мне с любезной светской улыбкой на лице.
Эта женщина до сих пор имела все шансы на победу в жизненной борьбе, заботясь о фигуре и о лице. Выглядела она отлично. На вид ей было лет сорок, возможно, к пятидесяти, но можно было дать и тридцать с небольшим. Женщина знала, как тяжело дается самоотречение, но ее тело, затянутое в эластичную ткань, свидетельствовало о пользе диеты. Глаза красивой брюнетки мерцали, словно полированный черный мрамор. Длинный прямой нос, тонкие, я бы сказал, трепетные ноздри говорили о благородной генеалогии миссис Дирборн.
– Как поживаете, мистер Лэм? Для нас честь сделать все возможное, чтобы быть полезными вам и нашему другу Артуру Уайтвеллу. Если пожелаете, наш дом станет вашей квартирой, пока вы находитесь в Лас-Вегасе.
Предложение – предостережение. Если бы я сказал «да», кому-то из них пришлось бы за мной следить. Да и не ждали тут от меня согласия. И я серьезно ответил:
– Большое спасибо. Но, вероятно, я пробуду здесь всего несколько часов, меня ждет напряженная работа. Но за приглашение благодарен.
И тут в комнату вошла девушка. У меня создалось такое впечатление, что она стояла за дверью, в своей очереди на выход, высчитывая свое появление на сцене. Обе женщины явно заботились о том, чтобы их образы оттеняли друг друга.
Миссис Дирборн произнесла обычную в таких случаях фразу:
– Элоиза, я хочу представить тебе мистера Лэма из Лос-Анджелеса – о нем нам, ты помнишь, звонил мистер Уайтвелл.
Элоиза, вне всякого сомнения, была дочерью своей матери. Такой же длинный прямой нос. Ноздри, правда, не столь тонкие, волосы темно-каштановые, а глаза неожиданно голубые. Но в девушке чувствовалась та же жесткая самодисциплина, энергия тела и духа, знающего цель в жизни. Обе женщины – с кошачьими повадками, которыми обладают женщины-хищницы. Кошка, растянувшаяся перед пылающим камином, – вроде бы декоративное украшение, как, скажем, меховая пелерина на шее и плечах красавицы. Ноги, как бы в домашних тапочках, двигаются мягко и бесшумно. Но чувствуются когти, их не видно, а потому они особенно опасны. Пес не скрывает своих когтистых лап, они у него для того, чтобы рыть землю. Кошка втягивает коготки, но в борьбе за жизнь они сохраняют свою остроту, действуют как клинок и могут разить насмерть.
Миссис Дирборн предложила сесть.
Ясно, какой бы вопрос мы ни начали обсуждать, обе дамы будут играть первую скрипку. Не то чтобы они не верили в способность Огдена ясно изложить свою мысль, просто не привыкли доверять кому бы то ни было. Вся мизансцена так и была спланирована – заранее.
– Я пришел к вам буквально на минуту. Мне нужно кое-что выяснить насчет Хелен Фрамли.
– По сути, я ничего не знаю о ней, – сказал Огден.
– Вот и хорошо. Тогда вам не придется из-за этой сути опускать какие-либо детали. Суть еще надо отыскать, а детали могут оказаться весьма важными.
– Я полагаю, Огден, что мистер Лэм предпочел бы, чтобы ты начал с самого начала. – Это заявила мама.
– Да, Огден, – сказала Элоиза, – с телефонного звонка от мистера Уайтвелла.
Огден принял их слова как само собой разумеющееся, бесспорное «начало».
– Мне позвонил Артур Уайтвелл из Лос-Анджелеса. Мы когда-то знавали его семью. Год назад Элоиза была в Лос-Анджелесе в обществе Филиппа. Несколько раз Филипп приезжал к нам домой. Артур, вы знаете, – отец Филиппа. Он сам... – Огден кинул быстрый взгляд на мать, – довольно часто приезжает в Лас-Вегас и заглядывает к нам вечерком...
– Что он сообщил вам по телефону? – спросил я.
– Сказал, что некто Фрамли прислал письмо Корле Бурк. Артур хотел, чтобы я нашел этого Фрамли и выяснил, что за этим письмом скрывается. Поскольку... поскольку оно, кажется, расстроило мисс Бурк. Никаких зацепок для розыска у меня, однако, не появилось. Полдня ушло, чтобы выяснить адрес этой особы. Да, некто Фрамли – это женщина. Она живет в меблированных комнатах в Лас-Вегасе всего две-три недели. Она сказала мне, что не посылала никакого письма, не знает никакой Корлы Бурк и, таким образом, ничем не может мне помочь.
– А потом?
– Это все, мистер Лэм.
– Не выглядела ли, на ваш взгляд, мисс Фрамли испуганной? Не хитрила ли с вами?
– Нет, она говорила спокойно. Выглядела слегка скучающей.
– Вы лично знакомы с Корлой? – спросил я, внезапно меняя разговор.
Взгляд Огдена метнулся на этот раз в сторону Элоизы.
– Да, нас познакомил Филипп.
– И, конечно, вам известно, что они с Филиппом собирались пожениться?
Огден промолчал. Элоиза сказала:
– Да, мы это знаем.
– Мистер Уайтвелл снабдил меня адресом мисс Фрамли. Я предполагаю, что он получил его от вас?
– Да, – ответил Огден.
– Не знаете, живет ли она по этому адресу до сих пор?
– Полагаю, что да. Я с тех пор ее не видел, но у меня создалось впечатление, что она обосновалась надолго.
– Когда Артур... мистер Уайтвелл прибыл в город? – спросила вдруг у меня миссис Дирборн.
– Сегодня мы вместе прилетели на самолете.
– О!
– А вы, мистер Лэм, не знаете, собирался ли Филипп присоединиться к отцу? – Это уже Элоиза.
– Я ничего об этом не слышал.
Миссис Дирборн произнесла с уверенностью:
– Артур придет к нам после обеда.
И на слове «обед» было сделано легкое ударение. Тему обеда я тут же снял.
– А что вы скажете о самой Хелен Фрамли? – спросил я Огдена.
– Она... она типичная... – И слегка усмехнулся. – Ну, я хочу сказать, она того сорта женщина, который тут, в Лас-Вегасе, вы всюду можете встретить.
– Какого сорта, простите?
Огден заколебался в поисках негрубого слова.
Элоиза сказала:
– Она – проститутка.
– Когда я говорил с этой девушкой, вошел мужчина. Я думаю... это не был... ну, он не был похож на ее мужа.
– Он живет с ней, – снова вмешалась Элоиза. – Это ты пытаешься сообщить мистеру Лэму, не правда ли, Огден?
– М-м, да...
– Знаешь, Огден, мистер Лэм должен знать факты такими, какими они предстают перед нами.
– Ты права, Элоиза, – смущенно согласился Огден.
Я посмотрел на часы. Эту болтовню надо заканчивать.
– Что ж, спасибо вам всем за помощь. Теперь я поговорю с мисс Фрамли.
И направился к двери. Огден проводил меня.
– Вы, значит, не знаете, как долго Артур Уайтвелл намерен оставаться здесь?
– Нет.
– И не слышали, упоминал ли он о приезде Филиппа?