Уж не знаю к счастью, или к сожалению, но следующий обморок не заставил себя ждать. Он застал меня прямо на квиддичном поле на следующий день, так что помимо всего прочего я еще и с метлы свалился. Ну, так мне рассказывали, когда я вышел из трехдневной комы. Неизвестно какой черт потянул меня на тренировку, наверное, решил, что мне стало лучше вот и поперся. «Это же ты…» — вставила Эмили с видом философа; «Гриффиндор — это диагноз, притом пожизненный» — фыркнул Ярослав. Короче, после их ремарок я понял, что свои глупые поступки объяснять вовсе не обязан, все придумают за меня. Последнее, что я помню, так это только то, как наблюдаю за маневрами охотников, отмечаю про себя, что они явно стали проворнее, и постепенно на мир вокруг опускается тьма. В тот момент мелькнула мысль, что это должно быть особо темная туча или незапланированное затмение. Потом помню только разноцветные пятна и искры, тихий звон и невнятные голоса. Это ребята приходили меня проведывать в течение трех дней, а для меня все пролетело за секунду. Оказывается, здесь побывала вся квиддичная команда, члены Отряда Дамблдора, и часть профессорского состава. Ромильда не приходила, но показательно рыдала перед подружками, сетуя на жестокую судьбу ее славного Избранного героя. Молли Уизли тоже приходила, вместе с Директором и им пришлось успокаивать Джинни, рыдающую над моим неподвижным и бледным телом. Чего это она, интересно? Может от счастья? Ну, а что, в случае моей смерти у них бы появился новый капитан, который не стал бы так издеваться над ними. А может от того, что ей в случае чего придется занять мое место ловца, а она так не любит эту позицию.
Даже дед приходил, раздал указания и сказал, что мне теперь предстоит долгое восстановление, примерно до марта. Я не стал спрашивать, как ему удалось пробраться в замок, так как знал, что это не так сложно, как может показаться. Да и вообще что тут обсуждать, это же Николас! Так вот, я теперь пока что на больничном и работать мне не дадут, так как это может навредить моей психике. Пока мне нужно больше спать и хорошо питаться. Так же мне настоятельно порекомендовали обучиться окклюменции, чтобы уметь не только не пускать к себе в голову посторонних, но и отгораживать собственные эмоции в случае острой необходимости. Должен уметь держать голову в холоде и все тут! Зато легилименцию практиковать строго запретили. Впрочем, я и не собирался — своих-то мыслей много, зачем мне еще и чужие? Вообще будет не протолкнуться!
Удивительно то, что сплю я теперь много, примерно двенадцать-четырнадцать часов в сутки. При этом просыпаюсь совершенно не отдохнувшим, как будто лег за полночь, а проснулся с петухами. Это до какой же степени я вымотался, раз мои татуировки не действуют? И второй вопрос: сколько бы часов в сутки я спал, если бы не они? В перерывах между моими снами сил хватает только на то, чтобы сходить в туалет и поесть. Потом я просто засыпал, иногда с разносом на коленях. Тот короткий рассказ о моем втором обмороке и событиях, происходящих между ним и пробуждением, я еле выслушал.
Мне поставили банальный диагноз — магическое и физическое переутомление. Только ставил его приглашенный целитель; подозреваю, что это человек Николаса. Боюсь даже представить что у меня там на самом деле. Хотя если учесть что в последнее время я занимался так, будто готовлюсь в элитный отряд войск Англии и сборную по квиддичу одновременно, то диагноз не кажется неправдоподобным. Может так и есть. А если учесть что я в себя вливал всякую гадость, сваренную в местной лаборатории… Собственно, эти зелья и стоит винить, а остальное просто добавило к букету пару веточек.
Три дня ко мне вообще никого не пускали, отгородив ширмами и поставив надо мной купол, пройти сквозь который могла лишь мадам Помфри, ну и Эми с Ярославом, а то как бы я узнал все подробности? Правда то была одноразовая акция. Даже записки, которые мне передавали, мадам Помфри складывала в ящик, который пообещала отдать, как только мне станет лучше. Интересно, что мне там пишут? Я не уверен, но кажется мое зрение снова стало ухудшаться. Больше я не чувствую себя зорким орлом, скорее орлом неплохо видящим. Точнее можно будет сказать, когда мне разрешат хоть что-то прочитать или взлететь на метле. Мерлин, только бы мне показалось! Не очень хочется снова носить очки, без них намного удобнее.
Две недели мне дали на постепенное восстановление и запретили покидать Больничное крыло. Садисты! Мне пытались запретить вообще вставать с постели, но я отвоевал себе возможность самостоятельно посещать туалет, а не справлять нужду в «утку». Так что перемещаться в пределах Больничного крыла мне разрешили, но выход перекрыли заклинанием, так что выйти отсюда можно только с разрешения мадам Помфри. Знал бы, как это работает, уже сбежал бы. Подозреваю, что сплю я столько из-за зелий, что дает мне медиковедьма. Интересно, а варит их Слизнорт или Снейп, по традиции?
Мне разрешили принимать посетителей и сняли ограничитель с двери, чтобы они могли уходить самостоятельно, потому что мадам Помфри «не намеренна каждый раз махать палочкой, когда кому-то приспичит покинуть крыло». За сутки у меня перебывала вся команда, Гермиона и Эмили с Ярославом. На пятую ночь после моего пробуждения ко мне в палату пробралась Ромильда и в прямом смысле трахнула меня. Я очень удивился сквозь дрёму, но не сопротивлялся, а отдался на милость своей девушки. Судя по всему, это был первый секс в течение двух недель. Только вот после того как она ушла прямо передо мной материализовался Ярослав. От этого сон из меня будто выбили и приятное тепло, окутавшее тело после оргазма, тут же испарилось. Черт бы побрал этого русского с его даром! Ситуация мне не нравилась. Я чувствовал его недовольство и обиду, которые тонкими иголками кололи мою кожу, но не мог понять, что он от меня хочет. Сам же он не проронил ни слова, просто посмотрел и ушел. Что он хотел? Зачем приходил? Я ощущал нечто странное, некий дискомфорт, который щекотал мой мозг, когда я пытался обдумать сложившуюся ситуацию, но никак не мог в себе разобраться. Чувства разноцветной сеткой опутывали меня, мерцая и переливаясь, отчего в груди становилось то тесно, то пусто.
Это определенно не любовь и не ревность. Я знаю каково это — любить и ревновать, а потом потерять… Это я сейчас о Чжоу. Ничего похожего я не испытываю ни к Ярославу, ни к Эмили и уж тем более к пустоголовой Ромильде Вейн. Я скучаю по нему, по тому человеку, который поддерживал меня все время, учил, смешил, успокаивал. Только вот из-за Ромильды наши отношения странным образом исказились. Как будто вывернулись наизнанку, оголив полопавшиеся сосуды и вены. Еще до этого я замечал некоторые странности в его поведении, а может это его обычное состояние? Сколько я его знаю? И знаю ли? Мы ведь все скрываем свои эмоции, придумываем легенды про себя и сами в них стараемся поверить.
Он, как и Эмили, был приставлен ко мне для охраны. Однако после того случая в теплице Блэк-хауса наши отношения перешли на другой уровень. Иногда мне казалось, что он относится ко мне как к младшему брату, иногда как к близкому другу, иногда как к чужому человеку. Еще недавно между нами была буря эмоций, сейчас же я испытываю лишь печаль и разочарование. И немножко обиду. Обиду за то, что он не может объяснить мне, в чем дело. Я понимаю, что он старше меня на двенадцать лет и в жизни смыслит больше, но я же не тупица и смогу понять, если он мне спокойно все расскажет. Мысли я читать не умею! Но он молчит. Эмили тоже молчит и отдаляется. Такое чувство, что она все время где-то между. Между эмоциями, между мирами, между нами… Рядом, но при этом далеко. Словно горизонт, который остается на том же расстоянии, сколько бы шагов навстречу ты не сделал. Может я все это придумал, и они просто выполняют то, что им велено? Охраняют и развлекают наследника, чередуя кнут и пряник — излюбленная тактика русских, как я успел понять. Я больше не понимаю, кто мне друг, а кто враг и кому я могу верить.