— Ой, нет. Ты иди, а я тут к твоему возвращению что-нибудь вкусное замучу. Сыночку порадовать.
— Мам, я тебя люблю, ты знаешь?
— Знаю-знаю, — мама подошла, обняла меня, обдав теплым запахом выпечки и куда-то в макушку мне нежно проговорила: — я тоже тебя очень люблю.
Часов в шесть вечера я собрал рыбацкие снасти, бросил в рюкзак бутылку маминого хлебного кваса, семечки, прихватил куртку, ведро для улова и пошагал к пруду.
Когда-то тут били ключи, предприимчивые деревенские жители соорудили дамбу, и получился небольшой водоём. В нём и купались, и ловили рыбу, даже раки, говорят, были. Сейчас же пруд заброшено терялся в рощице и потихоньку зарастал. Пропадал, поглощался природой, как и близлежащие стремительно пустеющие деревушки.
Траву на дамбе никто не косил, лишь изредка проезжающие машины не давали ей вольготно расти. Я бросил вещи между двумя старыми ивами. Задрал голову вверх: ага, ветки высоко, не буду цеплять удочкой. Неспеша воткнул в землю стойки, собрал два удилища, прикрепил к ним катушки. Достал пакет с ещё тёплой кашей и заправил кормушки, осталось рассадить по крючкам кукурузу и можно забрасывать. Одну во-он туда, поближе к берегу, а вторую на середину. Сказано, сделано!
Теперь место для себя: бросил на землю куртку, вытащил из рюкзака квас, семечки, разложил рядом и наконец-то сел. Красота!
Солнце стояло ещё высоко над деревьями, но уже не кидало на воду светлые полосы. Зато деревья чётко отражались в пруду. Я подумал, что если сфотографировать, то и не поймёшь, где реальность, а где отражение. А главное: нет никаких звуков города. Лишь жужжание мушек, пение птиц, да лёгкие всплески в камышах нарушали моё уединение.
Тут удочка резко дёрнулась, да так что чуть не вылетела со стойки, леска провисла. Это ж кто там клюнул такой хороший? Я схватил удочку, подсёк и стал яростно крутить ручку катушки. Шло интересно, на крючке явно кто-то был. Азарт накрыл меня искрящейся волной. Леска ходила из стороны в сторону, удилище гнулось. Ага, попалась рыбка! И вдруг всё закончилось. Безо всякого напряжения из воды показалась кормушка и огрызок лески. Сорвалась!
Ну ничего, лиха беда начало. Надо набрать ведро воды, похоже клёв сегодня будет. Дамба возвышалась над водой метра на два, из её оползших берегов торчали корни ив, поросшие клоками травы. Я осторожно спустился, приготовился зачерпнуть ведром воду и вдруг увидел, что из пруда на меня смотрят чьи-то огромные глаза. Резко отпрянул, влажная грязь радостно чавкнула под сапогами и я приземлился на хм.. пятую точку, больно ударившись копчиком. Ведро отлетело метра на три от берега и прощально подмигнуло мне дном, пропадая в глубине. А на том месте вода вспучилась бугорком, который медленно вырастал, обретая вытянутую форму, пока над прудом не зависла большая мутная капля, врастающая в поверхность хвостиком.
Я впал в ступор, иначе не могу объяснить почему в ужасе не убежал. Руки вцепились в грязную прибрежную траву, а взгляд прикипел к неизвестной аномалии. По капле прошла рябь, и на ней обозначились глаза, те, что смотрели на меня из пруда. Прорезались толстые губы, вырос нос картошкой, а по бокам вытянулись водяные щупальца.
Мутный взгляд остановился на мне, и над прудом раздался хриплый ехидный голос:
— Ну вы посмотрите на него! Мало того, что удочки порасставил, лески порастянул, так ещё ведром кидается! Совсем страх потерял? Всё-таки какие вы люди гадкие! Уже позаросло здесь всё, водичка приятно запахла тинкой, рыбка поразвелась, — при этих словах из внутренностей капли в пруд выпрыгнул маленький карасик, а капля, не обратив на него внимания, продолжила: — Деревушки здешние повымирали, а вы всё пруд в покое не оставите! Чего молчишь, пучеглазый?
— Сами вы, пучеглазый, — почему-то обиделся я.
— О, глядите-ка, голос прорезался, — захохотала-забулькала капля, при этом её тело волнообразно заколыхалось. — Эй, болезный, собирай вещички и дуй отсюда!
— А если нет? — неэстетично бочком отползая от воды, тянул время я.
— А если нет, то будем по-другому разговаривать, — голос изменился, в нём прорезались густые ноты, напоминающие шум прибоя.
По моей тушке пробежала толпа мурашек, адреналин поддал бесплотной ногой под зад, и я мухой взлетел на дамбу. Почувствовав устойчивую поверхность, чуть успокоился:
— А вы сами-то кто такой? — смелость смелостью, а удочки я быстренько сматывал.
— Я? Водяной, конечно, безграмотный ты человек, — капля подбоченилась и подплыла-подлетела поближе.