Одним словом, старшие Яшкины братья сумели отговориться от учебы, а Яшке не повезло, да и время такое наступило — учиться все стали.
Дело было в сентябре. Несколько дней кряду дождик как раз сыпал, мелкий, с туманом, не поймешь — середина дня, утро или вечер. В общем, погода для Акима самая подходящая — ничего никому не видно, не слышно… Как потом говорил Аким, ненастье на него повлияло: маялся он, маялся от безделья, от дождя монотонного и надумал проучить стервеца Яшку как следует.
Пришлепал откуда-то Яшка мокрый, как лягушонок, раскисла на нем вся матросская форма. А надо было ходить ему в пятый класс.
— В школе был? — сурово спросил Аким, зная, что ни в какой школе Яшка не был.
— Какая школа, всю дорогу расквасило! — нудным голосом попытался оправдаться Яшка.
— Где был? — не отступался Аким.
— В зароде играли.
— Кто разрешил?
— Никто. Надо же где-то прятаться.
Яшка ничего не боялся и никогда не врал: глаза выпучит, рот откроет — и слова сыплются, как из пулемета. Уж на что Аким бывал скор на расправу, и то не удержится, разулыбается: сын-то, Яшка, за словом в карман не лезет! Это уж точно, старших братьев, туды их растуды, обскачет! Но оказывается, и самый младший дальше четвертого класса двигаться не хотел.
Аким снял со стены ружье, заложил в него патрон с картечью и говорит:
— Переоденься в сухое, и пойдем.
— Куда? — обрадовался Яшка. Он готов был идти в любой дождь в любую грязь куда угодно, только бы не учиться.
Аким рассердился:
— Чего обрадовался?
— Люблю ходить по дождику!
— По дождю любят ходить дураки.
— Ну и что, мне дураком хорошо.
— Этому тебя в школе учили?
— Нет.
— А чего болтаешь?
— Я не болтаю. Ну пошли, что ли. Чего стал? — сердился Яшка на мешкавшего отца.
Аким не замечал, как включался с Яшкой в словесное состязание, прибегая нередко к запрещенным приемам, — мог щелкнуть Яшку по затылку или рвануть за ухо. Этот прием отца Яшка знал в доскональности и, быстро отвечая, не менее быстро увертывался от щелчков и оплеух.
На этот раз словесный поединок никто не выиграл — ружье, которое Аким все время держал в руках, несколько отвлекало Яшку. Отец прикинул, как увеличатся его шансы на улице, и он бодро махнул прикладом ружья, указывая на дверь. Яшка, оттолкнув приклад, снисходительно глянул на отца и, не торопясь, вышел в сени. Отец, не опуская ружья, шагнул за ним следом.
— Подними ружье! — приказал Яшка. — Иль повесь на плечо, я не арестованный.
— Шагай-шагай.
— Подними ружье, кому сказано!
— Я тебе сейчас подниму. Кричишь, чтоб соседи услыхали? Где же твоя смелость?
— Куда идти? — пренебрежительно спросил Яшка.
— К зароду.
Яшка, не разбирая, сначала по самой глубокой луже, а потом по самой большой грязи направился к зароду.
Аким не выдержал:
— Дороги не видишь, лезешь то в грязь, то в воду?
— Хочу и лезу, — огрызнулся Яшка. Он развязал ворота, хмуро глянул на отца. — Вперед пойдешь, что ли?
— Драпануть хочешь?
Яшка, не удостоив отца ответом, пошел, слегка согнувшись, вперед. Но тут же он вспомнил, что красные идут на расстрел с гордо поднятой головой, и он пошел на расстрел в точности так же. Пройдя шагов двадцать и оглянувшись, точь-в-точь как оглядывались красные, он, не останавливаясь, предупредил отца:
— Будешь стрелять, скажешь, я не люблю, чтобы мне стреляли в спину.
— Ладно, — пообещал отец.
Яшка шел так, будто руки у него связаны за спиной. Ни то, как шел Яшка, ни то, как он держал руки, Акиму не понравилось, и он скомандовал:
— Поднять руки вверх!
Находясь в наивыгоднейшей позиции, Аким не ожидал от сына новой дерзости: Яшка, продолжая шагать к зароду, все так же, не оглядываясь, вытянул назад правую руку и показал отцу сложенную по всем правилам фигу. В другой бы раз Аким изловчился и треснул Яшку по пальцам, но сейчас надо было дойти до места без тычков.
— Стой! — скомандовал он Яшке.
— Не дошли еще, — ответил Яшка. Он нехотя остановился среди мокрого зеленого луга, медленно оглянулся и, сожалея, что все скоро кончится, сказал: — Около зарода интереснее.
Аким зашел вперед Яшки, отпнул подальше в сторону увесистый белый голыш и укоряюще произнес:
— За тобой если не смотреть, схватишь голыш и залепишь родному отцу в голову.
— А ты не лезь первый.
Не дожидаясь разрешения, он двинулся к зароду. Аким с ружьем наперевес поспешил за сыном, ругаясь, что тот пошел без команды. Яшка шел нарочно медленно и соображал, что лучше: быть до конца смелым или, пока не поздно, дать стрекача? И еще одно соображение удерживало его от позорного бегства: Яшка верил, что в последний момент, когда отец прицелится, запоет труба, налетят всадники, отец оглянется — и в эту секунду один из всадников на скаку выхватит у отца ружье…