— Попадет и мне, и тебе от Варки.
— Не-ет, она на вас не за это сердится.
— А за что?
— За дом.
— Это дом государственный.
— А был когда-то ее.
— Ее? Никогда не был.
— Как не был? Родилась-то она в этом доме! И жила, пока вы отца не раскулачили. Я маленький был, а помню.
— Так и скажи: это был дом ее отца.
— Ну, маленько не точно сказал.
— Надо точно говорить.
— Какая разница, — примирительно сказал Павел, медленно разгибая затекшую ногу.
— Разница больша-а-ая… Тебе известно, сколько коней было у твоего отца. Помнишь?
— Помню, а как же. Ни одного не было!
— А у Варкиного?
— Двенадцать.
— Это только коней!
— Знаю, как же! Я сколько раз замечал: Варка, когда мимо вашего дома идет, смотрит себе под ноги, будто сто рублей потеряла! Я сколько раз хохотал над ней!
— Зачем же хохотать? Лучше бы объяснил ей.
— Бесполезно.
— Почему?
— Баба есть баба, не поймет.
— Ты пробовал хоть раз объяснить?
— Объяснял.
— И что?
— Слушать не хочет.
— Плохо объяснял, — сделал заключение Петр Иванович.
Зашел Володя, вылил в бачок два ведра воды. Павел послушал, как Володя, позванивая ведрами, сбежал с крыльца, проскрипел воротами на огород.
— Он мне помогал мешки с пшеницей на плечо наваливать. Не поверите, вот таким был! — Павел показал от пола с полметра. Заметив, что Петр Иванович с интересом слушает, добавил: — Я, конечно, беру мешок порезче, а Володьке кажется, что это он так подбрасывает мешки! Вот такой был! — повторил Павел, снова показывая ладонью от пола. — Что говорить, ласковый парень.
Какую ласковость имеет в виду Павел? Что-то Петр Иванович не замечал за Володей такого качества. Он не стал ни о чем допытываться, сел на стуле, отвернувшись от Павла, задумался.
Павел, кряхтя как старик, встал с порога, посмотрел в окно и сел на прежнее место. Он несколько раз откашливался, царапая покорябанными ногтями стриженный наголо затылок, поправлял коротенькую, как у мальчишек, челку; прямые, черные волосы не слушались и ложились так же, как они лежали всегда, — чуть-чуть наискосок, направо.
Петр Иванович ни о чем больше не спрашивал Павла, не шутил и не смеялся, и Павел так объяснил молчание Петра Ивановича: сердится, что Павел опять загулял и забыл все на свете. Ничего нового тут для Павла не было. Сделать, как предлагал Петр Иванович, — бросить пить совсем или сократить хотя бы наполовину, — Павел не мог, но слушать Петра Ивановича, когда он говорил об этом, было приятно.
Звякнули дужки ведер, поставленных около ворот. Послышались бег, окрики, и Петр Иванович понял, что Володя гоняется за полугодовалым красным бычком, который не хотел пастись за мостом с другими телятами и мог часами мычать у крыльца, требуя капустных или свекольных листьев и мучного пойла. Бычка, наконец, удалось выгнать со двора, крики теперь слышались на улице, где Володя состязался с красным бычком в беге и хитрости.
Вошла Александра Васильевна, постояла на кухне, открыла шкафик, положила в горлач свежие куриные яйца, которые она достала из нового гнезда на стайке. Выдвинула из печи большой чугун с теплой водой, оставила его на загнетке, подошла к Павлу. — Чего сидишь?
— Не ругайте меня, тетя Шура.
— Как это не ругайте? Скажу Варке, пусть палку возьмет да палкой тебя! Какой у тебя праздник?
По улице, взглянув на дом Мезенцевых, прошла Варка. Походка бережная, голова с тоненькими завязанными косичками запрокинута, руки безвольно висят вдоль располневших бедер. Кажется: Варка идет так медленно, плавно и бережно потому, что спит, и боится себя разбудить. Под ногами у Варки путаются, ловят друг друга девочка лет четырех и крохотный, недавно научившийся ходить мальчик. Варка не замечает их.
Унылый Варкин вид придает Александре Васильевне смелости.
— Коням сегодня давал?
Павел крутнул головой.
— Поил?
Павел еще раз покрутил головой.
— Сейчас же чтоб напоил и накормил коней!
Поднимаясь с порога, Павел слабо засмеялся:
— А если я в колоду с водой завалюсь? Кто будет отвечать?
— С Володей пойдешь.
— А, с ним можно! Вас, тетя Шура, послушаюсь. А бригадира только что подальше послал. Надоел.
Павел с Володей ушли. Беспокойство Петра Ивановича усилилось. Ему начинало казаться, что окружающие знают Володю лучше, чем он, Петр Иванович, что они как будто состоят в заговоре с Володей и действуют против Петра Ивановича.
Стоя у окна и барабаня по нему пальцами, глядя на давным-давно знакомую картину, — широкое болото внизу, разрезанное посредине узкой извилистой речкой, два моста с перилами, дорогу и вдоль болота вогнутую стену леса, гудевшего и трещавшего в бурю, — Петр Иванович понял, что надо делать.