— Ты понимаешь, что ты натворил?
Взгляд учителя был холодным, неумолимым, как выстрел из пистолета. Дементий опешил.
— Что ты говоришь, Петр Иванович. — В голосе Дементия испуг и недоумение.
— А ты что говоришь?
— Мне больше сказать нечего. Ты лучше меня знаешь, для кого я старался.
— Для кого?
— Брось, Петр Иванович, мозги мне пудрить! Я из-за тебя рисковал жизнью.
— Я тебя не просил рисковать.
Дементий обиженно заморгал глазами:
— Вот-вот, за добро злым плата. Зря я, дурень, старался.
— Ты не для меня, ты для себя старался!
— Как так?
— Хотел показать, какой ты добрый за чужой счет! Какое ты имел право стрелять в человека?
— А он имел право ходить и угрожать тебе? Что ж мы в своем лесу не можем разобраться?
— На это есть люди, они и разберутся.
— Где они, эти твои люди? Василий Емельянович? Что он один сделает?
— Василий Емельянович не один.
— Ас кем он? Скажешь, есть еще районная милиция? Где она, твоя милиция?
— Василий Емельянович не один, — упорно повторил Петр Иванович.
— А с кем он?
— С народом.
— С каким народом? Кто за тебя заступился, скажи? Дементий! А никакого народа нет! Нечего разбираться, — переходя на мирный тон, сказал Дементий. — Я тебя выручил, и пусть это останется между нами. Пусть думают, что этого человека забрала милиция, Что тебе хуже будет?
— Надо выяснить, кого ты убил.
— Можешь не сомневаться: убил, кого надо.
— Сердись не сердись, Дементий Корнилович, а я вынужден заявить на тебя в милицию.
— За свою жизнь, Петр Иванович, врагов ты себе нажил много.
— Ошибаешься: никаких особенных врагов у меня нет, и ты это прекрасно знаешь. Раньше, не спорю, были.
— И теперь будут.
— Кто это, интересно? Уж не ты ли?
— А хоть бы и я!
— Какой же ты враг? Ты мой сосед!
— Жестковато берешь, Петр Иванович. Не забывай, ты уже старый…
— От старого бывает больше толку, чем от молодого!
— Бывает, но реже.
— А я и не говорю, что чаще.
— Из твоих слов, Петр Иванович, выходит, что на Белой пади ты лучше всех!
— Я так не считаю, и это не мне решать.
— А кто должен решать?
— Люди.
— Что люди, каждый за свою шкуру трясется!
— Я, как ты видишь, не трясусь. И ты, я тебя знаю больше тридцати лет, о себе не заботишься. Я не помню, чтоб у тебя хоть один год была легкая работа.
— Не было, — подтвердил Дементий и доверчиво взглянул на учителя. — Нам с тобой, Петр Иванович, не из-за чего ругаться. Столько лет мирно жили…
— А я с тобой не ругаюсь.
— Ты сказал, что заявишь в милицию.
— Заявлю.
— Спасибо, Петр Иванович. Теперь буду знать, что ты за человек.
— А ты что, не знал?
24
Утром Белая падь только начала просыпаться, по старой дороге из-за магазина выскочил председательский «газик» и остановился возле Лоховых. Ушканские из-за своего леса, а те, кто жил на Советском, из-за Пастуховой горы не могли видеть, а только слышали, как проурчала чья-то машина. Боковские тоже не успели рассмотреть, кто проехал по дороге между полями и огородами: напротив их улицы глубокая падинка, «газик» только загудел, сразу же скрылся в ней, а когда поднялся на гору, то уже был далеко.
Из «газика» вышел младший лейтенант милиции Василий Емельянович. Александра Васильевна скорее позвала к окну Петра Ивановича, и он успел заметить, как участковый промелькнул в ограду к Лоховым. «Газик» сразу же развернулся и ушел.
Александра Васильевна посмотрела на пустую дорогу, отошла от окна и тяжело вздохнула. Она знала о вчерашнем разговоре около бани и не одобряла поступок Петра Ивановича, зачем было заявлять на Дементия в милицию? Как теперь смотреть в глаза Арине и всем соседям? Она ничего не сказала Петру Ивановичу, но ходила еще более подавленная, чем раньше.
Петр Иванович что-то разыскивал в шкафу и на полках.
Когда Александра Васильевна спросила, он так и не ответил, что искал, — сделал вид или в самом деле не слышал ее вопроса, — и говорил с ней, будто ничего не случилось.
Она увидела, как Петр Иванович украдкой положил что-то во внутренний карман пиджака, и не на шутку встревожилась: ей казалось, что Петр Иванович затевает что-то более страшное, чем вчера, когда он ходил звонить в милицию. Не решаясь еще раз спрашивать, она все время поглядывала на карман, в который — она точно видела — Петр Иванович положил что-то.