— Заходите как-нибудь в гости, чаю попьем. Я только заселилась, никого тут не знаю. Вы один живете?
— Нет, с женой, — нехотя сознался он. И ужаснулся внезапному желанию: до слез захотелось, чтобы Наташа исчезла. Если не навсегда, то хотя бы уехала на пару недель к родителям.
Несбыточные мечты, Тимоша. Не дождешься. Скорее Луна упадет на Землю.
— Так это же превосходно! — искренне обрадовалась Николь. — Забегайте вдвоем, буду рада. Вечерами — в любое время. Я из другого города приехала, у меня здесь даже знакомых нет.
— Хорошо, поговорю с ней, — пообещал Тимофей и ссыпался на свой этаж.
Дрожащими пальцами он вставлял ключ в замок, а перед глазами все еще стояла стройная фигурка в коротком халатике.
За вечер они с Наташей не перемолвились и парой слов. Ужин он грел себе сам. Без аппетита набив желудок, удалился на балкон, куда недавно вытащил кресло, и долго деградировал под ролики с Ютюба. Чем занималась Наташа, он и знать не желал. Она как будто стала лишней в его жизни. И ребенок тоже. Хотелось отмотать пленку назад и поступить по-другому, не совершать той досадной ошибки. Впрочем, не женись он на Наташе, не переехал бы сюда и не познакомился с Николь…
Мысли беспорядочно роились в голове. А образ точеного женского тела в накинутом поверх халатике никак не хотел отпускать.
И на что ты надеешься? — принялась ехидничать бесформенная грязная сущность внутри. — Считаешь, она тебе, додику, предложит перепихнуться? Уж она-то точно найдет себе кого получше! Не то что эта твоя кикимора толстопузая.
А ведь действительно — как его угораздило? Некрасивое лицо с невыводимыми прыщами. Фигура… неидеальная, прямо скажем. Скол на переднем зубе. Храпит по ночам. Вот Николь наверняка не храпит!
Он представил себя в постели с новой знакомой. После нескольких часов безудержного секса она засыпает голой, прижавшись к нему. Поры ее нежной кожи источают приятную влагу.
Сгорая от возбуждения, он запустил руку в шорты.
А дружок-то проснулся, ишь ты!
Сжав ладонь в кулак, он принялся совершать ритмичные движения вверх-вниз. Погруженный в бездну агрессивного, болезненно-теплого, звериного удовольствия, он не услышал приближающихся к балкону шагов. Спохватился слишком поздно.
Наташа стояла у дверцы с разинутым ртом. Она пришла, чтобы что-то сказать, но скривила лицо и тут же удалилась.
Ночью Тимофей проснулся от хорового пения. Ватага мужиков тянула заунывную песню со сложной мелодией, причем явно не на русском языке. Что-то балканское. Или финно-угорское.
Звук сверху проходил сквозь армированную бетонную плиту, как хорошо наточенный нож проходит сквозь подтаявший маргарин.
Наташа ворочалась, ворочалась. Потом села на кровати.
— Так и будешь лежать как тюфяк? Сделай что-нибудь!
Тимофей подумал, что хорошо бы притвориться спящим…
… или мертвым.
— Это сверху? — спросил он не то у нее, не то у себя.
— Сверху, сверху, откуда ж еще, — бросила она, упала на кровать и спрятала голову под подушкой.
Он пару мгновений смотрел на очертания недовольно сопящего бугра.
А всего-то стоит слегка навалиться на подушечку. Задохнулась во сне — подумаешь, с кем не бывает, тем более во время беременности.
Он с тяжелым вздохом поднялся, натянул шорты и футболку, нашарил на тумбочке очки, сунул ноги в тапки.
Что, уже чувствуешь себя стариком? В двадцать пять-то лет? То-то же! Лучше б с ладошкой развлекался, чем жениться на такой мымре.
Пение замедлилось, ноты стали намного ниже. Как будто громадный паук с набухшим брюхом плел паутину из вязких черных звуков.
«Вокалисты херовы», — подумал Тимофей. В душу закрался страх. Что может он, щуплый интеллигентик, никогда в жизни не дравшийся, противопоставить компании пьяных мужланов, распевающих мрачные балканские песни? Наверняка их там не двое, не трое и даже не пятеро, а… целый взвод.
И на подмогу-то позвать некого, подъезд почти не заселен. Не к Николь же с этим обращаться.
Николь…
Тимофею стало стыдно, когда он вспомнил, как мастурбировал на балконе, рисуя в воображении новую знакомую в непристойнейших позах, и как его застигла врасплох некрасивая, раздавшаяся от беременности жена. Краска залила лицо, пока он поднимался по лестнице, а отзвуки шагов таяли в недрах подъезда.
Как только он постучал в дверь, голоса смолкли как по команде.
Он постучал еще — настойчивее. Изнутри новый звук — как будто топал ножками трехлетний малыш.
Потом тишина.
Бросив взгляд на дверь Николь, он вернулся к себе.