Он заснул в мечтах.
***
На следующий вечер после работы купил еды, бутылку вина и коробку пирожных. Мало-мальски убрал в квартире – протер пыль, где видно, себя привел в порядок: помылся, побрился, надел свежее белье. Потом накрыл на стол и позвонил в соседнюю дверь.
Лилиана открыла, такая же веселая, будто светящаяся изнутри.
— Здравствуйте, Лия! Вот, хотел вас пригласить на ужин, — промямлил Костя, переминаясь с ноги на ногу.
— Привет! Давай на «ты»?
— Давай… Ну, это громко сказано «ужин», — Костя вдруг застеснялся, испугался, что ей не понравится то, что он купил в кулинарии, — Просто посидим, попьем чаю с пирожными…
— Здорово! — всплеснула она руками, — Я так сладкое люблю! Сейчас переоденусь и через пять минут буду.
И она пришла ровно через пять минут (Ленка прособиралась бы весь день)! Загадочная, с макияжем, в длинном синем платье до пола, которое смотрелось в интерьере его комнаты нелепо. Но красиво.
Еще не была допита бутылка, а они уже вовсю целовались. Но когда Костя повлек Лию к тахте, она вывернулась из его рук и промурлыкала:
— Давай лучше ко мне…
И Костик согласился, он знал, что предпочтительнее встречаться на территории женщины. Потому что утром встал – и ушел, если не хочешь продолжать отношения. А ее попробуй выставить! Ведь именно так поселилась в его квартире Ленка.
Они в обнимку, на ходу раздеваясь, перебрались в семидесятую. Лилиана включила ночник. Костя бегло огляделся и открыл рот от удивления. Комнатка казалась абсолютно нежилой, грязной, обшарпанной. Трудно было себе представить, что в ней могла обитать такая ухоженная и опрятная на вид женщина.
На полу валялся всякий мусор: клочки бумаги, катушки ниток, пузырьки из-под лекарств, скатанные в клубочки волосы, снятые с расчески. Мебели почти не было, только старый полуразвалившийся шкаф, несколько разномастных стульев и продавленный, весь в пятнах, разложенный диван, возле которого лежал вытертый до основы ковер неопределенного цвета. Один угол был отгорожен ширмой, окно голое, без занавесок, хорошо, что напротив нет домов.
Лилиана между тем застелила диван чистой простыней, потушила свет и притянула Костю к себе. В окно на них уставилась луна.
Это был лучший секс в его жизни. Никогда раньше он не испытывал таких необыкновенных ощущений, от которых все вокруг было как в тумане, и распирало от чувства удовлетворения и кайфа. Восторг, блаженство, упоение… - нет, не было таких слов, чтобы передать его состояние!
Совершенно выдохшись, пара заснула.
***
Утром Костик был как выжатый лимон, за ночь организм не отдохнул совсем. Рядом раскинулась Лия, нежная, милая… Костя осторожно поцеловал ее в грудь, и она открыла глаза. Они стали целоваться и ласкать друг друга, когда из-за ширмы послышался какой-то шум – то ли скрип, то ли царапание.
Костя от неожиданности дернулся.
— Кто там?
—Не бойся, — засмеялась Лия, вставая и накидывая халат, — это папа.
— Папа?!! – Костя вскочил и стал поспешно одеваться. — Вот черт! Почему ты не сказала?!!
Он-то думал, здесь никого нет! А тут папа! Который всю ночь был в двух шагах и слушал, как они кувыркались? Блин! Как неловко вышло-то!
—Да успокойся! — Лия пальцем поманила его в угол.
— Вот, смотри, папа – инвалид, он ничего тебе не сделает, — сказала она, отодвигая ширму.
Картина, которую увидел Костя, была ужасна.
У стены стояла детская кроватка. В ней, скорчившись, неподвижно лежал старик в одном памперсе. Худые руки и ноги его далеко высовывались между деревянными прутьями. На обоих глазах были бельма, делавшие глаза белесо-голубыми, как весеннее небо. От этого его невидящий взор казался чистым и наивным.
Внезапно пальцы на тощей руке зашевелились и сжались в щепоть, будто он попытался вцепиться Косте в ногу. Тот с криком отскочил.
— Папа! Прекрати сейчас же! — строго отчитала отца Лия. — Сколько раз тебе говорить: не смей трогать моих гостей!
С этими словами она взяла отца за руку и резко согнула ее ниже локтя. Рука отломилась со звуком раздавленной ореховой скорлупы. Из бледной раны торчал острый кусок кости. Лия бросила оторванную кисть в кроватку. Старик что-то нечленораздельно промычал и заворочался.
Костя стоял и оцепенело смотрел, как с остатка руки капает на пол что-то вроде серого крахмального клейстера. Масса вытекала из-под коричневой сморщенной кожи, тонкой, как пергамент, ме-е-е-едленно сползала по обломку кости, накапливалась на его конце слизистым комком, набухая, а потом срывалась вниз и с чавкающим хлюпаньем ударялась о пол… Ка-а-а-ап… Ка-а-а-а-ап…