Выбрать главу

Нестеренко Юрий

Сослагательное наклонение

Нестеренко Юрий

СОСЛАГАТЕЛЬНОЕ НАКЛОНЕНИЕ

В двадцатых числах марта 1919 года передовые части Сибирской армии адмирала Колчака при поддержке чехословацкого корпуса в результате ожесточенных боев прорвали оборону красных и вышли к Волге. В это время с юго-востока на соединение с ними пробивались отряды уральских казаков, а с юго-запада - войска Добровольческой армии генерала Деникина и донские казаки. 30 марта произошла историческая встреча белых армий Юга и Востока в районе Вольска, охваченного антибольшевистским восстанием. Двумя днями позже красные были выбиты из Саратова. Этот момент стал поворотным в ходе войны. Красные, не считаясь с потерями, попытались оттеснить Колчака от Волги, и действительно, им удалось это сделать севернее Сызрани, но на юге уже развивалось мощное наступление Деникина. Хотя сопротивление Красной армии на Московском направлении оставалось еще достаточно мощным, войска Деникина успешно продвигались на западе, через Украину и Белоруссию. Немалую роль, конечно, здесь сыграл успех на переговорах с Польшей, когда лидеры белых решились, наконец, гарантировать полякам независимость и получили от Пилсудского столь необходимую военную помощь. Аналогичные переговоры увенчались успехом и в Финляндии. Большевики вынуждены были оттянуть часть сил на запад, и началось активное продвижение объединенных сил Деникина и Колчака в Центральной России. Красные ощутимо дрогнули. В их частях, редко отличавшихся хорошей дисциплиной, все чаще отмечались случаи дезертирства и даже перехода на сторону противника. К тому же падение дисциплины привело к росту мародерства и самоуправства местных командиров, что, в свою очередь, порождало восстания в красном тылу. Когда в мае восточнее Риги объединенные силы добровольцев и поляков соединились с Юденичем, практически всем стало ясно, что это конец. В рядах большевиков нарастала паника. Из Москвы во все концы "Республики Советов" летели сумасшедшие телеграммы: "Усилить террор... Выявить... Искоренить... Мобилизовать... Взять заложников... Провести решительную чистку..." Телеграммы летели и за границу. В Европе проходили демонстрации и забастовки рабочих в поддержку российских коммунистов; именно этими акциями оправдывали руководители Антанты бездействие экспедиционных армий, по-прежнему стоявших в тылу у белых практически без всякой пользы. Но все это уже не могло остановить неизбежное. 20 июня белые освободили Курск, 26-го - Орел. На востоке колчаковцы перешли в наступление по всему фронту. Юденич замыкал кольцо вокруг Петрограда. Руководство большевистской партии готовилось к бегству.

12 июля Деникин подошел к Рязани, где ждали его последние отборные части Красной Гвардии. Хотя большевики продолжали лихорадочную мобилизацию и формально у них оставалось еще значительно больше сил, чем было у белых в начале войны, практически ни одна красная часть, за исключением особо запятнавших себя террором, не была уже надежна. 14 июля после четырех дней уличных боев пал Петроград. В это время на фронты начали прибывать, наконец, войска Антанты. Но воевать им было уже практически не с кем: красных охватила паника. В этих условиях руководство белого движения смотрело на союзников весьма косо и старалось как можно скорее выпроводить иностранные войска из Центральной России. Известна фраза Деникина: "Господа, не мешайте русским освобождать свою столицу!"

15 июля красные были выбиты из Рязани, а Колчак почти без боя взял Ярославль. Советская власть практически перестала существовать. Деникинские аэропланы уже летали над Москвой, сбрасывая листовки с обещанием награды за выдачу большевистских вождей и помилования рядовым красноармейцам, сложившим оружие. В этих условиях и начался Западный Поход - последняя авантюра, на которую могло толкнуть большевиков только их отчаянное положение: остатки красных войск попытались пробиться через западный фронт и Польшу в охваченную революционным брожением Германию. Как ни удивительно, но авантюра эта в значительной мере увенчалась успехом: помимо огромного числа неорганизованных беженцев, некоторые красные полки прибыли в Германию в боеспособном состоянии, сохранив знамена, структуру и оружие. Впрочем, злые языки утверждают, что причиной тому был не столько героизм, вызванный отчаянием обреченных, сколько любовь польских офицеров разных рангов к награбленному большевиками золоту.

21 июля 1919 года Деникин без боя вступил в Москву, чем, по слухам, вызвал неудовольствие Колчака, не поспевшего к этому сроку. (Сам Александр Васильевич, впрочем, эти слухи отрицал, утверждая, что в святом деле не может быть зависти.) В городе царил хаос и безвластие. Повсюду попадались неубранные трупы: они валялись на улицах, в домах, висели на фонарях. В воздухе плыл дым пожаров. Трамваи стояли, заводы не работали. Во многих местах на улицах были нагромождены баррикады; из-за некоторых из них, а также с крыш и из окон, еще стреляли какие-то фанатики. Освобождение столицы, впрочем, было омрачено еще одним обстоятельством: незадолго до вступления в город белых черносотенцы устроили на радостях большой еврейский погром, с негодованием пресеченный Деникиным. Но тогда, на фоне общей радости об избавлении от большевизма, мало кто усмотрел в этом погроме дурное предзнаменование.

Почти никто из большевистских вождей первого ранга не предстал перед официальным судом. Ленин был найден повешенным в своем кабинете - по всей видимости, не без посторонней помощи, хотя кто исполнил этот справедливый приговор, так и осталось тайной. Дзержинский пытался бежать, переодевшись, но был опознан и растерзан толпой. Троцкий вскоре объявился в Германии. Некоторые большевистские лидеры покончили с собой - сразу или при попытке захвата. Часть не столь заметных фигур попросту исчезли, словно испарились. Так, без следа растворился в бескрайних просторах России бывший семинарист-недоучка, грузинский уголовник Сосо Джугашвили, как и многие, ему подобные. Однако далеко не все большевики оказались столь удачливы, и работы для развернутых по всей России военно-полевых судов хватало.

Не успели еще умолкнуть торжественные марши Парада Освободителей, а на руководство белых армий уже навалился тяжелый груз новых проблем. Хозяйство страны было разрушено, в обществе царили хаос и взаимное озлобление, пышным цветом цвела преступность всех мастей, в уездах хозяйничали банды, повсюду тлели очаги большевистского подполья. И, хотя лидеры белого движения не раз заявляли, что Армия не собирается подменять собой Государство, что она лишь инструмент для избавления России от большевиков, однако было совершенно ясно, что в существующей ситуации невозможен спокойный переход к гражданскому правлению. Нашлось, разумеется, немало либеральных демагогов, которые требовали немедленно восстановить полномочия разогнанного большевиками Учредительного Собрания или, в крайнем случае, избрать новое; звучали также предложения о созыве Земского Собора по образцу 1613 года. Однако преимущества военного положения позволяли не очень-то прислушиваться к подобным голосам. К тому же бесславное правление Временного правительства Львова-Керенского и последовавшая за ним катастрофа надолго привили существенной части общества иммунитет к западной демократии. С другой стороны, и рухнувшая без сопротивления монархия дискредитировала себя как оплот государственности, и недвусмысленные намеки Великого князя Владимира Кирилловича на готовность исполнить предначертанный долг повисали в воздухе. Итак, была образована временная Директория, куда вошли Деникин, Колчак, Юденич, другие крупные фигуры Белого движения, а также ряд гражданских лиц, в основном занимавших видные посты в белых правительствах. В целом состав Директории оказался довольно пестрым; в нее вошли люди разных политических взглядов, от крайне правых до умеренно-либеральных, имевшие весьма различные идеи о дальнейшем пути России. Естественно, подобное правительство не могло выработать единую долговременную программу; впрочем, оно к этому и не стремилось, провозгласив своей целью усмирение антигосударственных элементов и восстановление твердого порядка, после чего должно было провести выборы и сложить с себя полномочия.

Однако наведение порядка оказалось не таким простым делом. После того, как перестали существовать фронты, четко разделявшие своих и врагов, задача эта, казалось, еще более осложнилась. По всей России достаточно еще было пробольшевистских настроений; не только рабочие, но и многие либералы, которых ничему не научил красный террор, воспринимали победу белых как очередное торжество реакции, призванной удушить в России всякую свободу. С гневом и возмущением кричала левая интеллигенция о десятках тысяч казненных по приговорам военно-полевых судов. Напрасно лидеры белых возражали, что в случае победы красных счет жертв шел бы на миллионы, напрасно демонстрировали обошедшие газеты всего мира снимки жертв большевистских зверств - оседлавшие своего конька политические демагоги продолжали мутить воду, радостно выпячивая каждый случай судебной ошибки или злоупотребления властью офицеров и чиновников Директории. Естественно, что в условиях политической нестабильности правительство вынуждено было принимать меры, ограничивающие свободу слова и личную свободу особо рьяных трибунов. Так, по приказу Директории некоторая часть интеллигенции была выслана за границу без права возвращения на родину. Но основную проблему представляла все-таки не интеллигенция, а продолжавшиеся выступления рабочих, принимавшие характер от мирных демонстраций до забастовок, саботажа и даже мятежей. К тому же в ряде губерний были предприняты попытки возвратить землю законным хозяевам, то есть помещикам, что вызвало крестьянские восстания. Но у Директории были противники не только слева, но и справа: консерваторы требовали более радикальной реставрации всех довоенных порядков, националисты возмущались "сговором", давшим независимость Польше и Финляндии, а также требовали навести порядок в Средней Азии, признававшей власть России чисто формально, и вывести из страны все иностранные войска. Попытки неуклюжего лавирования между левыми и правыми только сильнее раскачивали лодку, а переход к закручиванию гаек не улучшил положения.