— Чей хоть это дом? — осведомился я невозмутимо.
— Ты не знаешь? — возбужденно переспросил Дюжа. — Это же владение накиба, Юсуф-Аги.
Моя невозмутимость дала трещину: пустячная история, начавшаяся как второсортный шпионский боевичок, тут же разрослась до размеров серьезного политического заговора со следами, ведущими в соседнюю страну. Второй человек в ханстве, тот, кого прочили в инаки Мамаш-хана, энергично плел паутину переворота. Видимо, оклемался после ранения во время штурма внутренней крепости.
— Нам нужно все выяснить, — продолжил свою эмоциональную речь начальник разведки походного атамана.
— Так за чем дело стало? — удивился я. — Давай зайдем внутрь и все узнаем.
— Вот так просто? — задумчиво отозвался полковник.
— Ну, конечно, — пожал я плечами. — Какой толк следить за домом и хватать тех, кто хочет сюда тайно проникнуть? Зайдем и начнем задавать вопросы, раз у нас есть повод. Поверь, никто не станет тайком заказывать хитрые пули и потом приносить их верховному священнослужителю.
— Он отопрется, — неуверенно парировал Дюжа.
— Начнет юлить, найдем посыльного, он укажет на заказчика, ну а далее по цепочке. Если след выведет на бухарцев, тебе легче будет узнать об их планах. Если тут замешан накиб, значит, все куда гораздо серьезнее…
— Нужно тогда брать всю верхушку ханства, всех, кто замешан, — подхватил мою мысль полковник и тут же принял решение. — Как предлагаешь проникнуть в дом?
— Закиньте меня наверх рядом с калиткой, ведущей во двор, я ее открою изнутри, и вы зайдете.
— Вот так просто? — повторил Дюжа собственные слова, прозвучавшие минуту назад, впечатленный моей скорость принятия решений.
— А чего огород городить?
Выглянувшая из-за облаков луна нам неплохо помогла — видимо, не такой уж праведник накиб, раз полумесяц, символ ислама, на нашей стороне и подсвечивает нам путь. Ребята Дюжи, кроме хромающего в арьергарде терпилы, охватившего от меня люлей, бодренько проводили к нужному месту мою группу, включая взъерошенного и лишившегося халата Павла — его, бедолагу, оказывается, тоже прихватили и довольно жестко. Двое казаков подставили мне ладони и лихо подкинули вверх. Я взлетел, как ангел мщения, зацепился за край дувала, подтянулся, утвердился на закругленной верхушке (хорошо, что без стеклянных осколков!), свесился вниз на руках и спрыгнул. Приземлился, как учили, на слегка согнутые в коленях и полунапружиненные ноги и оказался лицом к лицу с охранником.
Свирепого вида нукер замер, вытаращил на меня глаза. Когда мой кинжал уперся ему под подбородок, он и вовсе превратился в соляной столп, напрочь позабыв о висящем на боку шамшире. Я приложил пальцем к губам, легким движением головы показал на калитку.
— Не говори никому. Не надо, — не удержался от шутки, уж больно момент выдался подходящим.
Нукер накиба меня понял по-своему. Он отмер и суетливо завозился с засовом. Через мгновение в калитку проникла штурмовая группа с обнаженными клинками и рассыпалась по владению. Мы с Дюжей, прям шерочка с машерочкой, двинулись в главный двор. Несколько бойцов поспешили вслед за нами.
Здесь, под одним из двух айванов, расположилась внушительная компания чаёвничавших знатных хивинцев в окружении хорошеньких мальчиков, державших в руках чиллумы и готовых по первому знаку подать гостям эти странные трубки. Персидские масляные фонари разбрасывали уютные полутени. Азиатское великолепие во всей красе выглядело бы подобно восточным сказкам, если бы наше появление не вызвало нездоровую суету среди кайфующих гостей. Покатились опрокинутые дрогнувшей рукой пиалы, полетели на землю высокие шапки, обнажая бритые налысо головы, раздались панические возгласы. «Вот тебе и крюк на тюк, Меланья Карповна!» — сказал бы сейчас Платов, я от него уже понахватался образных донских словечек (1).
Хозяин дома, Юсуф-Ага, проявил редкое негостеприимство. Вместо того, чтобы предложить нам чаю или трубки с табаком, он вскочил на ноги и разразился гневной речью. Вдруг в его глазах заплескался ужас, слова сменились хрипом. Не удивление, не возмущение, не гнев, нет — подлинная паническая реакция. Я проследил, на кого он смотрел. К моему удивлению, он уставился на моего Павла, как кролик на удава, на самого среди нас замухрышистого, после того как его поваляли люди Дюжи на берегу городского канала. Вспомнил, как урус-сардары требовали его голову взамен доступа к подземному ходу?
— Павло! А с чего это сей важный дядя так неровно к тебе дышит?
— А он про кол вспомнил, вашбродь. Я, когда у хана служил, многих его дружков туда определил по приказу Аваз-инака. Последним был куш-беги, правитель севера.