В нашем распоряжении имелось ровно сорок верблюдов с установленными на их горбах фальконетами. К каждому бактриану прилагался свой лауч. Именно, прилагался, ибо эти специально отобранные люди из числа персов-рабов должны были не просто управлять двугорбой скотиной, но и еще вести огонь из пушек под руководством Назарова — но не тут-то было. Все было отлично, теоретическую часть они освоили без труда, но, когда дошло до дела, выяснилось, что орудий они боятся как огня и готовы их заряжать, но не стрелять. Попадали ниц, закрыли голову руками, и никакие пендюли не могли их стронуть с места. Несчастный Кузьма метался между улегшихся на песок бактрианов, костерил догму почем свет — вздернет одного на ноги, толкнет к орудию, а его сосед уже зарывается в песок, хотя минуту назад божился, что все осознал.
Собравшиеся казаки, похохатывая, наслаждались редким зрелищем и даже перестали на меня ворчать, что я погнал их в барханы, в то время как полки пережидали жару под натянутыми тентами. Бледный потный Назаров, тяжело дыша, подбежал ко мне с выражением полного фиаско на лице.
— Отставить панику, казак! Сотня! Слушай мой приказ! Распределиться по орудиям. Заряжены они холостыми, но вы считайте, что у вас под рукой картечь. На вас несется конная лава. Задача: подпустить ее на двойное расстояние ружейного выстрела и выдать одновременный залп. Следом вооружиться винтовкой и открыть огонь на добивание. Условно. Порох на ружейный огонь тратить не будем. Все понятно? Урядникам и старшим проследить за точностью исполнения приказа.
Через несколько минут окрестности Хазар-Аспа огласила нестройная трескотня почти полсотни мелких пушек, недовольный рев верблюдов, визги персов и радостные матюки казаков. Я вздохнул: слаженности как не бывало, учиться нам еще и учиться.
После нескольких повторных залпов я дал команду отбой и разрешил казакам идти отдыхать. А мне же пришлось порваться на сотню маленьких петрушей, чтобы везде успеть. С водой, с тентами, с бечевой на каюках… Здоровенные лодки с загнутыми кверху носами, рассчитанные на перевозку 50–75 человек, приходилось тащить с помощью все тех же верблюдов или пары десятков мускулистых голых казаков, менявшихся по очереди. На утлых суденышках везли как провиант, так и свежую воду — в каждую бочку, по моему совету, положили по пластинке серебра. Кроме того, была придумана система примитивной фильтрации с помощью песка — но это на крайний случай, мутная вода Аму-Дарьи, преодолевая сотни верст лессовых долин, каких только частиц с собой приносила. Нам только не хватало какую-то серьезную заразу подцепить.
А тенты? Я предложил атаману эти примитивные навесы, чтобы полки могли в тенечке пережить самые жаркие часы, и это реально работало. Как и простейшие мини-навесы, которые мои казаки кое-как приладили к седлам и установили так, чтобы голову не пекло. А коль совсем невтерпеж, если тебя окончательно допекла жара, можно было отъехать освежиться в реке.
После Усть-Юрта не поход, а выезд на пикник. Местное население — угрюмые босоногие узбеки в мрачных халатах, подбитых ватой — тащило на бивуак дары своих садов и огородов, как только поняло, что мы не отнимаем бесплатно, а расплачиваемся звонкой монетой. Может, мы и кафиры, но мелкое серебро в карманах у казаков водилось, и тут же возник оживленный торг. Горячие лепешки, спелые абрикосы, белые тутовые ягоды, бухарский мед, цыплята, домашний скот шли нарасхват — мои ухари тут же прикупили теленка, освежевали и затеяли варить шулюм. И про коней не забыли, отогнали своих красавцев к Аму-Дарье, искупали, отправили кормиться богатым подножным кормом. А могли и в лагере оставить — все те же узбеки пригнали караван длинных тяжелых телег, доверху забитых клевером и джугурой. И так им понравилась роль маркитантов, что, когда мы ближе к закату двинулись дальше, поднимая столбы густой пыли, за нами потащился арбяной обоз азиатской сметливости.
Летняя резиденция эмира Бухары, Ситораи Мохи-хоса, 28 июня 1801 года.
С приходом жары эмир Хайдар покидал Бухару и перебирался в загородную резиденцию, построенную его великим отцом, эмиром Шахмурадом. Место для нее подобрали просто: в разных местах окрестностей столицы разложили туши баранов и смотрели, какая дольше не протухнет. Так появился дворец Ситораи Мохи-хоса (1). Именно сюда собрались многочисленные представители феодальной знати бухарского эмирата. Те, кто имел право въехать в дворец верхом, прибыли на лошадях. Те, кто такого права не получил, но по своему рангу обязан был присутствовать на заседании Дивана, зашли на территорию пешком. В полном соответствии с рангами расселись и на специальном помосте — кто выше, кто ниже.