— Хорош прохлаждаться, станичники! Сабли подвысь, пики к бою!
Вдоль длинного строя прокатилась волна, расплескивая блики от сверкнувших в ярких лучах четырехгранных стальных наконечников, заиграл солнечными зайчиками взметнувшийся лес сабель.
Зажав уздечки зубами, правя одними ногами, упертыми в широкие стремена, казаки двинулась, казалось, неспешно, но все быстрее набирая ход, понеслись марш-маршем. Сомкнутость строя, равнение мгновенно пропали, да в стройности и не было нужды — казаку нужно пространство для маневра, а единство, слаженность атаки в лаве обеспечивались свистом или специальными криками, напоминающими собачий лай или волчий вой. С конями полной разнобой — кто на маленьком, но крепком «киргизе» скачет, кто «донца» своего сохранил, а иной обзавелся высоким аргамаком и уносится вперед, отрываясь от товарищей.
Вот и противник, растерзанный картечью, ополоумевший, подрастерявший кураж, с одной лишь мыслью в голове: «спасайся, кто может! Аман!» Не знаешь, как в седле удержаться, когда кругом все так и валится на песок, а тут тебе навстречу стальная гребенка, несущая смерть!
— Язви пиками коней в храпы!
Вражьих лошадей калечить особой нужды не возникло. Степняки разворачивали коней, подставляя спины в полосатых халатах. У бухарцев халаты эти выглядели побогаче, чем у туркменов, но разве сейчас в красоте было дело? Полетели дротики вдогонку, прошивая лопатки насквозь, острия пик были в поясницы, острые сабли рассекали головы потерявшим коней и бежавшим на своих двоих.
Все скрылось в густой пыли — конные сшибки, стальной лязг, вопли, гиканье. Единороги, эта гордость русской артиллерии, шарахнули напоследок гранатами, максимально задрав стволы, их обслуга спешно приводила орудия в походный порядок.
Невысокий бархан за русской линией превратился в наблюдательный пункт ставки. Походный атаман тянул шею, пытаясь разглядеть с золотистого аргамака, подаренного еще в киргизской степи сотником Череховым, что происходит на поле боя. Подле него выстроился Атаманский полк Иловайского, чуть дальше, полки Астахова и Миронова, готовые броситься в сикурс туда, где придется тяжко казакам. Пока, вроде, в резерве потребность не возникла.
— Полкам шпиговать бухарца, но головы не терять! Артиллерии следовать за ними и быть готовой к вентерю (1)! — распорядился Платов, рассылая ординарцев в разные стороны, как только убедился, что в центре вышла виктория. — Что на левом фланге? Ни черта не видать за пылевой завесой.
На левом, дальнем от Аму-Дарьи, крыле слышалась ружейная трескотня. На всех пушек не хватило, только на центр. Видимо, азиатцы попытались охватить край фланга или даже опрокинули его передовые полки — на этот случай в неглубоком тылу устроили вагенбург из немногих переправленных на правый берег возов. А на правом поставили в каре наспех собранный пехотный батальон из бывших рабов, изъявивших желание присоединиться к Войску. Среди догма хватало персидских сарбазов, кое-как владевших ружейными приемами — они с печальной регулярностью попадали в плен к туркменам. Этих не бог весть каких воинов усилили урусами-невольниками из бывших линейцов, знакомых с правильным строем, а вооружили русскими ружьями со штыками — среди тысяч захваченных у хивинцев стволов нормальных набралось как раз на батальон. Если сарбазы не дрогнут, не разбегутся, бухарцев ждет неприятный сюрприз — против твердо стоящего каре даже казаки ничего сделать не могли.
— Левое крыло успешно отразило три атаки, генерал-майор Денисов перешел к преследованию, — доложил ординарец, примчавший на взмыленном коне и весь покрытый желтой пылью настолько, что его черное от азиатского солнца лицо лишилось загара, а усы казались пшенично-русыми.
Андриан Карпович летел вперед, чувствуя переполнявшую его злость. За ним, тяжело ударяя об песок копытами утомленных лошадей, пулей на излете неслась тысяча двести всадников — те, кто выдержал трехчасовую рубку-«расческу» с бухарцами, давно растеряв свои пики. Несколько раз пришлось пройтись через ряды противника, раздавая удары саблями и шашками направо и налево. Был момент, когда Денисов чуть с жизнью не распрощался — хорошо, что смог отбить клинком летящий прямо в глаз дротик. Но смог, сдюжил, как и половина его полков. Оставшаяся, лишившись лошадей или пораненная, осталась в гуляй-городе или занялась сбором добычи. Сколько людей потеряно, генерал не знал, но понимал, что победа далась нелегкой ценой — уж больно упорные туземцы им достались, матерые, доспешные, на отличных конях-коробоирах. Видимо, бухарский командующий бросил в атаку на левый фланг отборные сотни своего 17-тысячного войска.