— Город затих, словно приготовился к чему-то великому, не так ли? — нарушил Медраим-Ага тишину, его голос был едва слышен, как шелест сухих листьев под неторопливыми ногами. Слова эти были скорее данью протоколу, нежели искренним вопросом. Он никогда не любил пустословия, но в их кругах всегда существовали свои негласные ритуалы, позволяющие оценить степень готовности собеседника.
Ассасин поднял на него свои тусклые глаза, в которых на мгновение вспыхнул огонек понимания. Он кивнул, его голова едва заметно качнулась.
— Ветер перемен всегда сначала шепчет, господин, прежде чем завыть в пустыне, — ответил он, его голос был сухим и шуршащим, как песок в барханах, но слова были полны скрытого смысла.
Медраим-Ага все понял, перешел к делу, не теряя более ни мгновения.
— Мои господа в Кабуле, индусы-мусульмане из почтенной Ост-Индской компании, весьма обеспокоены, — начал он, понизив голос до едва слышного шепота, который, казалось, растворялся в запахах чая и дыма. — Продвижение русских войск в направлении Индии… оно вызывает у них серьезную тревогу. Эти варвары приближаются, словно саранча, угрожая торговым путям и интересам инглезов. Они не понимают ни языка торговли, ни языка дипломатии. Единственный язык, который им знаком, — это язык силы.
Ассасин молчал, внимательно слушая, его лицо оставалось непроницаемым. Он был опытным человеком, и кундузец это ценил.
— Они готовы заплатить, и заплатить щедро, чтобы устранить одного из главных вождей русской армии, — Медраим-Ага сделал паузу, позволяя своим словам повиснуть в воздухе, давая им вес, которого они заслуживали. — Двадцать тысяч танга золотом. За голову Платова.
Кундузец ожидал реакции. Возможно, легкого дрожания руки или едва заметного расширения зрачков. И он не ошибся. Ассасин, до этого момента абсолютно неподвижный, словно статуя из глины, вздрогнул. Его глаза, втяжные, как когти сокола, расширились, из его груди вырвался тихий, но отчетливый клекот. Это был звук, который Медраим-Ага слышал много раз — звук, издаваемый человеком, столкнувшимся с непомерной, почти нереальной суммой.
— Двадцать тысяч танга, — повторил он, словно проверяя на вкус каждое слово. — Это… это большие деньги, сахиб. Очень большие.
Его голос стал чуть менее хриплым, в нем проскользнула нотка трепета. Он был невозмутим, но перед лицом такого богатства даже самые стойкие духом испытывали искушение.
— Но убить его будет непросто, — продолжил он, голос его обрел привычную сухость. — Его хорошо охраняют. Он не из тех, кто ходит в одиночку, упиваясь своим величием. У него всегда при себе верные псы. Так было в Хиве, мне говорили.
Он сделал паузу, а затем добавил с оттенком, который мог быть либо уважением, либо глубокой ненавистью, либо и тем, и другим одновременно:
— Его охраняет особая сотня казаков. И их юзбаши… Пьётр, — его голос стал чуть ниже, почти интимным, словно он делился страшной тайной, — он настоящий шайтан. Он убил очень многих правоверных, и не просто убил, а заставил их кровь литься рекой. Он не знает ни страха, ни пощады. Я слышал истории о нем, он будто рожден для войны.
Медраим-Ага кивнул, подтверждая его слова. Он помнил этого Петра. Видел его во время визита бухарского посольства, в которое попал, отдав немало золота. Молодой юзбаши, но с глазами, в которых горел непонятный и страшный огонь. И движения его были резки, точны, словно у хищника. Сперва он показался Медраиму-Аге всего лишь одним из тысяч русских, но позднее до него доходили слухи о его отчаянной храбрости, зембуреках, что применили на поле боя по его совету. Такие люди были опасны, но их можно было использовать, если знать, как подбросить им правильную наживку.
— Я видел его, — согласился Медраим-Ага, вспоминая момент встречи в доме глупого накиба Юусфа и во дворе Куня-Арк. — Во время визита в Хиву. Он действительно производит впечатление дикого зверя, скрывающегося под маской человека. Но у каждого шайтана есть своя цена, не так ли? И каждый демон имеет свои слабости.
Кундузец снова выдержал паузу, позволяя своим словам оказать необходимое давление. Ему нужно было убедиться, что ассасин понимает всю серьезность задачи.
— Мои господа готовы поднять ставку, — произнес Медраим-Ага, наблюдая за реакцией ассасина. — До двадцати пяти тысяч танга. За голову Платова. Это более чем достаточно, чтобы обеспечить вам безбедную старость или даже две. Вы сможете уехать далеко, куда пожелаете. В Константинополь, город райских наслаждений под сенью повелителя всех мусульман.