Удобство для прямого штурма Арка заключалось в том, что многие его стены были не вертикальными, а имели приличный уклон в основании — с трещинами, выбоинами, остатками от бревен, которые когда-то вмуровывали в глинобитную массу, чтобы ее можно было штукатурить — без такой защиты она очень быстро могла разрушиться. Она и разрушалась — казалось, что стены стоят на диких холмах, созданных самой природой. Здесь и решили штурмовать, а со стороны главных ворот провести отвлекающую атаку. Туда отправили всю артиллерию.
Бреш-батарею плотно обставили турами, от Арка не ждали, что начнет огрызаться, но кто знает — береженого бог бережет, а ну как сообразят чем пальнуть дальнобойным, а не тем убожеством, с которым встретили мой отряд. Откопают какой-нибудь раритет, найдется местный Кулибин — и как жахнут! И все, привет родителям, была батарея единорогов, да вся вышла! Под непростыми, скорее злобными, полными презрения взглядами горожан, рассевшихся, как в театре, на плоских крышах, выкатили пушки на позицию. Аким Акакиевич Карпов, мокрый как кот, угодивший в ведро, злой, напряженный, распоряжался орудийной обслугой. А та и в ус не дула на начальственные матюги — знай себе наводи, да и делай все по собственному ранжиру. Полковник, замаевшись вгонять казаков в рамки артиллерийского устава, махнув рукой на творящийся беспорядок, подлетел к Денисову.
— Разрешите начать обстрел, господин генерал?
В его голосе чувствовалась мука — злость, обида, непонимание: как так можно — долбить пушечным слабосилком в многосаженные стены.
— Походный атаман приказал! — отрезал я, как представитель ставки главного командования, на корню выжигая пораженческий настрой. И добавил с просительной интонацией. — Аким Акакиевич, нам бы ворота вынести к едрене-фене.
Карпов чертыхнулся, отмахнулся, выпрямился во фрунт:
— Батарея! Приготовить фитили! Пали!
— Жги, жги, ребята! — тут же закричали стоявшие рядом казаки.
Ядра полетели в Арк. После первого десятка снарядов пушкари пристрелялись. Чугунные шары принялись долбить в ворота. На то, чтобы их разрушить, ушло полдня. В образовавшиеся бреши мог пролезть один-два человека. Под свинцовым ливнем с широкого балкона между двух воротных башен к крепости бросились смельчаки с топорами в руках и несколько человек огневой поддержки. Внутрь цитадели вел довольно длинный коридор, вдоль которого располагались тюремные камеры — весьма наглядный способ напомнить подданным, решившим побеспокоить эмира своим посещением, о том, что ждет некоторых из них. Заключенные принялись громко орать, требуя их освободить. Несчастные, они не понимали, что происходит. Возможно, город восстал, думали они, но, прилипая лицами к решеткам, видели людей в странной одежде, рубивших створки и посылавших пулю за пулей внутрь цитадели. Обороняющиеся толкали им навстречу повозки в надежде загородить вход…
Главная атака началась с южной стороны — тихо и почти незаметно. Множество приставных лестниц уперлись в неровные склоны основания цитадели, вперед пошли охотники с канатами в руках. На определённой высоте они забивали железные костыли в найденные щели, привязывали к ним крепкие веревки, укрепляли лестницы — в скором времени почти вся южная сторона Арка превратилась в нечто вроде огромного корабля, окутанного невиданным в мире такелажем. По нему взбирались сотни казаков, бой начался внутри старинного пристанища бухарских правителей, распался на множество схваток в двориках-хавличи.
Фанатики гибли пачками, они умирали со смятенной душой, глубоко оскорбленными появлением кафиров в священном для каждого бухарца месте. Их безупречность была поставлена под сомнение, нетерпимость не спасла от ярости урусов, призывы к Аллаху не были услышаны на небесах. Мягкое железо сабель спасовало против стальных казачьих клинков, вилкообразные штыки фитильных ружей с гнутыми неудобными прикладами не смогли справиться с этими вертлявыми шайтанами-красношлычниками, длинные камышовые тонкие пики с остриями, похожими на иголки, такие страшные в руках наездника, оказались бесполезны в рукопашной. Арк пал, сдавшись на милость победителей.