Быть может, она и была бы проявлена, но, когда все закончилось, на сцене появился эмир в своих роскошных халатах, окруженный толпой нукеров-гвардейцев. И тут же открылся последний акт кровавой драмы гибели старой Бухары.
Я стал свидетелем жуткой сцены, все детали которой мне объяснил Есентимир. Он же перевел фразы участников.
Эмир долго не раздумывал и сразу крепко заварил расправу.
— Всех, кто был захвачен в крепости, казнить!
— Всех-всех? Или только тех, кто захвачен с оружием в руках? — осмелился уточнить новый караул-беги.
Эмир поморщился. Этот не годится — плохой выбор.
— Ты не понимаешь слова «всех»?
Начальник стражи побледнел, но нашел в себе силы уточнить:
— Заключенные зиндана относятся ко «всем»?
— И ты относишься! — рассвирепел эмир. — Взять его и казнить с остальными!
Гвардейцы были настолько напуганы происходящим, что исполнили приказ беспрекословно. Не пробывший и дня на должности караул-беги был немедленно обезглавлен. Потом пришел черед пленных. Пять сотен касса-бардар тут же превратились в палачей. Они выводили сразу по несколько десятков мятежников на Регистан, ставили их на колени, рубили головы. Из голов сооружали, как приказал эмир, большую пирамиду, а обезглавленные тела оттаскивали в сторону и складывали штабелями. Площадь перед Арком, любимое место горожан, всегда оживленная, с главным городским торгом, украсилась жуткой инсталляцией.
Палачи работали без устали. Время от времени им приходилось прерываться, чтобы наточить затупившиеся сабли. Взбесившиеся от запаха крови мухи полчищами носились по воздуху, их становилось все больше и больше. Кровь ручьями стекала в углубления, под ногами чавкала раскисшая ало-бурая земля.
Головы отрубали не всем. Главным мятежникам из числа улемов и важных сановников была оказана особая милость. Во внутренних двориках Арка вырыли глубокие траншеи. Приговоренных подводили к ним, укладывали на землю так, чтобы голова свешивалась над ямой. Палачи деловито резали несчастным горло, оттаскивали трупы в сторону.
Так продолжалось в течение нескольких долгих часов. Эмир немного успокоился и возжелал осмотреть сокровищницу. И вот тут его ждал неприятный сюрприз. Казна эмирата находилась под охраной казаков, отказавшихся пропускать кого-либо внутрь.
Появившийся Платов объявил Хайдару:
— Отправляйтесь в свою летнюю резиденцию, ваше величество. Здесь невозможно дышать, можно заразиться дурной болезнью от миазмов, а нам дорого ваше здоровье. У нас осталось много нерешенных вопросов. Мои люди вас проводят. Сотник Черехов выказал усердие в вашей защите, вот пусть он за вами и присмотрит.
Эмир надулся, ему стало ясно, что он чуть ли не под домашним арестом. Но разве можно спорить с тем, кто только что совершил, казалось, невозможное — захватил неприступную цитадель?
— Я и мои люди в вашем распоряжении, ваше величество! — обратился я к эмиру, демонстративно держа руки на рукоятках кинжала и пистолета, засунутого за пояс.
Мы верхом, большой кавалькадой, отправились в Ситораи Мохи-хоса, оставив гвардейцев заниматься их грязной работенкой. Эмир по прибытию тут же удалился в гарем. Не знаю, искал ли он утешения в объятьях любимых жен или решил от меня спрятаться — мне было по барабану, куда больше меня волновало размещение моих людей и устройство апартаментов для атамана. Он собирался вскоре сюда вернуться и приступить к оформлению договора с эмиром. Казна в наших руках — это был мощный инструмент для выбивания уступок.
День клонился к вечеру, организационные хлопоты подходили к концу, мы обустраивались на новом месте. Я мечтал искупаться в пруду, когда стемнеет.
— Вашбродь! — окликнул меня Зачетов. — Тут посетитель странный появился, атамана спрашивает. Или вас.
— Чем он такой странный?
— Так по-русски разговаривает и держит себя как важная птица, хотя одет чудно, как бухарский купец.
— Проводи!
Мы подошли к визитеру. Наряженный в неплохой халат и чалму, на вид совершенный туземец, он держался спокойно, не дергался, в нем чувствовалась военная выправка. Высокий, лицо загорелое до черноты, усы густые, но без бороды. Сделал мне знак, чтобы мы могли поговорить без посторонних ушей.
Отошли в сторону.
— Кто вы? — с тревогой спросил я, уже догадываясь о личности прибывшего.
— Фельдкурьер его Императорского Величества Александра Первого! Прямо из Петербурга. Имею с собой важные бумаги для его превосходительства атамана Платова!