После завтрака оделся по всей форме, несмотря на летнюю жару. Черкеска, папаха, кама на поясе, бухарская шашка на боку, мягкие кавказские сапоги — меня ждала встреча с Платовым. И, если можно так выразиться, презентация. Сегодня мне не до рабочих вопросов — не до снабжения сотни, обучения стрельбе модифицированными «стеклянными» пулями (Зачетов по моей просьбе нашел в Бухаре умельцев, которые залили внутрь свинца не осколки, а жидкое стекло), различных конфликтов, прошений…
В тени вековых карагачей, у заросшего пруда, где лениво плескались жирные карпы, сидел Платов. Полюбилось ему это место, мы даже раздобыли ему каменную скамейку. Он курил трубку, и клубы едкого табачного дыма вились вокруг его головы, словно тучи. Его фигура, обычно такая мощная и решительная, сейчас казалась ссутулившейся, поникшей. На его лице легли тени глубоких раздумий.
Я подошел тихо, стараясь не нарушить его уединения. Платов поднял голову, его глаза, обычно острые, сейчас были потухшими.
— А, Петро… — голос его был глухим, с нотками усталости. — Что бродишь, как неприкаянный?
Я присел рядом, на холодный камень скамейки, опершись локтями о колени.
— Готов доложить про миссию в Кабул, как все обставить.
Атаман еще сильнее скукожился, словно не желал взваливать себе на плечи новый груз.
— Сейчас, Петя, минуту дай… Мыслями соберусь. Твое дело крайне важное, а тут этот эмир… Все жилы из меня вытянул, все ему не так. И протекторат его не мил, и армию сокращать не хочет, и пару крепостей нам на севере перед пустыней отдать, и зверства свои обуздать, и запретить муллам на царя русского бочку катить… Душный! Зато, как узнал, что я в Индию в поход собрался, так возбудился — с три короба мне наобещал. И полную поддержку всех его подданных на пути к Аму-Дарье, и фураж, и продовольствие, и полное благорасположение кундузского хана… Слышал про такого?
— Да, Матвей Иванович. Уже все знаю. Волков мне растолковал в подробностях. Про осколок афганской империи на северных отрогах Гиндукуша, населенных узбеками и туркменами. Это ханство, вроде, как ворота к перевалам.
Платов вытер платком высокий лоб и вдруг сбросил с себя усталость, как не было. Стал собранным, настоящим походным атаманом, не упускающим из виду любую мелочь.
— Молодец, что время даром не теряешь. Ну и я не плошал. Хайдару не терпится нам платочком на прощание помахать… С твоим отрядом пойдет эмирская гвардия, две сотни. До границы эмирата и даже чуть дальше. Проверять все вместе с тобой, как оно выйдет на марше всего Войска. Будешь с ними эстафеты слать. И помогут тебе с кундузским ханом. Но дальше… В горах… Там тебе уже одному придется вертеться. И в Кабуле. Придумал, как?
Я кивнул атаману как единомышленнику-подельнику:
— Продумал! Пойдем как посольство шамхала Тарковского к афганскому шаху!
Платов долго смотрел на меня. В его глазах медленно, но верно разгорался тот самый огонек, который я так хорошо знал — огонек авантюры, риска и несгибаемой воли. Он глубоко, до дна, затянулся своей трубкой, выпустил дым, и на его лице, которое несколько минут назад было так измождено, появилась легкая, горькая усмешка.
— Ну ты даёшь, Петро… — он покачал головой. — Пора тебя, сотник, делать походным атаманом. У тебя не голова… — он легонько хлопнул меня по плечу, — а целый бухарский диван со всеми визирями и советниками. Да ещё и с хивинскими муллами в придачу.
Добраться до Кабула через мусульманские земли — миссия почти невыполнима. Но куда сложнее решить вопрос с девушками, с Зарой и Марьяной.
По крайней мере, я так думал. И ошибся. Мне и делать ничего не пришлось, за меня все решили. Как только я объявил в сотне о предстоящем походе, о его сложностях и важности, ко мне набился на разговор урядник Зачетов и с порога взмолился:
— Вашбродь! Марьяну надоть с собой брать. Оставлять ее здесь одну никак нельзя. Еще в Хиве всякие к ней клинья подбивали — особливо один, рябой сотник Нестреляев. И с Зарой вашей та же история.
— Раз просишь, возьмем, — согласился я, сразив урядника наповал.
Он настроился на долгие уговоры и никак не ожидал, что я уступлю буквально с порога. Вот только одну деталь я ему не сообщил — под каким соусом девушки будут путешествовать с нами…
Когда я поведал Платову о своей плане, он без раздумий признал его годным. Тарковское шамхальство, кумыкское государство в Дагестане, называли прибежищем и пристанищем для правоверных на Кавказе, и оно было хорошо известно на мусульманском Востоке. В бухарских медресе, особенно в накшбандийских общинах, учились многие улемы из северокавказских общин (1). Поэтому черкески, в которые нарядилась почти вся моя сотня, выступали как своего рода опознавательный знак, даже религиозные фанатики смотрели на моих людей совсем не так, как на остальных казаков. Мы, конечно, кое в чем отличались от кавказцев — например, не могли похвастать мягкими ичигами из красной сафьяновой кожи, в которых щеголяли знатные уздени. Но это мелочь, главное, чтобы отряд не объявили кафирами. Маскировка — наше все!