Как только с беспорядками около форта было покончено, я приказал седлать коней, больных привязывать к лошадям и срочно уезжать. Даже глава бухарских гвардейцев не смог меня остановить. А у как местные соберутся с новыми силами? Нет уж… Пусть Платов разбирается дальше.
Двигались быстро, не заезжая в города. Могли бы и быстрее, но нас сдерживали верблюды, которые везли наших женщин. Несчастный Хош-Диль-хан помогал нам, чем мог, и не переставая плакал:
— Они пришли за мной ночью. Мои люди разбежались. Я говорил им: все ваше добро и вы сами погибнете, если последуете желанию глупой толпы и безрассудных голов. Но кто бы меня слушал?
Мне нечего ему было ответить. Меньше всего мне хотелось вникать в местные расклады. Оказалось, что напрасно. Перед началом подъема в горы, на самой границы ханства в городке Таш-Курган, прозванного воротами Гиндукуша, нас поджидал сам хан. С извинениями, а не с претензиями.
— Мне нет оправдания, юзбаши атамана Платова. Я не выполнил обещанного эмиру Бухары, — бил себя в грудь, сидя за щедро накрытым столом с множеством разновидностей кебабов и маринадов, этот испуганный властитель северного Афганистана, Нарыт Куват-хан.
В его глазах металась тревога, богатый халат, фасонистая борода, попытки выглядеть солидно не могли скрыть, что он явно боялся. Просчитать его страхи было несложно: когда на подходе тумен ужасных урусов, сокрушивших уже два не самых последних государства Средней Азии, невольно начнешь психовать, если рыльце в пушку. А еще когда узнаешь, что сотня казаков вырезала чуть ли не половину Мазари-Шарифа.
— Я провел расследование. Увы, вина лежит на моем подданном по имени Медриам-Ага.
На это имя я сделал стойку как охотничья гончая, отставив в сторону стакан с лимонной водой.
— Меня интересует этот человек. Расскажи все, что о нем знаешь.
— О нем известно немногое, но мне понятно, на кого он работает.
— И кто же наш враг? Кокандцы?
— Нет, — покачал головой Куват-хан. — Кокандцы вам точно не друзья, но зайти так далеко они бы не посмели. Медриам-Ага связан с людьми, работающими в Кабуле на инглезов.
Бинго! Мне все сразу стало понятно. Это Ост-Индская компания — только они могли провернуть такие трюки, как организация покушения на Платова в Бухаре и религиозные беспорядки в Мазар-Шарифе. Вечно эти островитяне действуют золотом, ядом и кинжалом! У небезызвестной МИ-6 были достойные предки.
Мне срочно требовалось уведомить о таком чрезвычайном обстоятельстве Платова и Дюжу. Я засел за очередное послание, радуясь, что мы догадались установить более-менее надежную связь, пусть и одностороннюю.
Немного передохнув в Таш-Кургане, получив от хана в подарок свежих вьючных лошадей и продовольствие, мы снова тронулись в путь. Поход продолжался, хотя казаки продолжали заболевать. Меня крайне беспокоили наши девушки, сидевшие на верблюдах под чадрами — особенно, Марьяна, покрутившаяся среди больных, — но они, слава богу, пока не жаловались на жар.
Люди слабели на глазах, но я не мог позволить себе остановиться. Приказ был ясен: двигаться вперед. Я повел отряд дальше, сцепив зубы, понимая, что каждый шаг вперед дается нам ценой огромных усилий и даже смертей — умерло двое казаков из гребенцов.
Когда мы начали подъем в горы, большинство заболевших, к моему облегчению, начали быстро поправляться. Чем выше мы поднимались, тем свежее и прохладнее становился воздух. Сырость болот осталась позади, и холод, который по ночам пронизывал до костей, казался целительным после липкого зноя равнин. В ход пошли забытые бурки, которые мы берегли для высокогорья. Я сразу же сел писать новое письмо Платову. В нем я подробно описывал симптомы лихорадки, отмечая, что это, по всей видимости, ни что иное, как обычная болотная хворь, и давал рекомендации, как минимизировать последствия подобных заболеваний. Просил, чтобы он уделил особое внимание чистоте воды, прожарке пищи и поддержанию личной гигиены в полках. Возможно, мои слова спасут несколько жизней, если он прислушается к ним.
Дальнейший путь через горы был изнурительным, но по-своему завораживающим. Мы преодолевали перевалы, с которых открывались захватывающие дух виды на возделанные долины, стесненные отвесными скалами, и миниатюрные луга, на прозрачные, как бриллиант, ручьи, сменяющиеся водопадами, на кишлаки с редкими караван-сараями, укрывшиеся в тени садов, и лощины, глубокие настолько, что туда не проникал солнечный свет. Навьюченные верблюды, хотя и были выносливыми, не везде могли пройти по узким, каменистым тропам или через проходы в скалах, настолько тесным, что два всадника не могли проехать бок о бок, и нам приходилось искать обходные пути, порой затрачивая на это немалое время. Местное население встречало нас доброжелательно, но всегда держалось настороже. Их лица выражали смесь любопытства и опаски, словно они не совсем понимали, кто мы и зачем пришли в их уединенные края. Они предлагали нам воду, еду, но их глаза всегда следили за каждым нашим движением.