— От дырки в горле еще никто не умирал, — ответил я, вставая в полный рост.
Я подошел к несчастному горцу. Достал из сумочки на боку шелковую ленту и пучок корпии. Прижал ее к ране, наложил повязку., как только вытащил нож.
— Пару дней покашляет, потом пойдет на поправку, — объявил я обомлевшей патентованной компании горлорезов. — Я кидал мимо кровяной жилы.
— Ты тигр, и когти твои подобны молниям! — объявил всем собравшимся восхищенный ходжа. — Добро пожаловать в наш кишлак! Будь моим гостем.
Никто из горцев не проронил и слова возражения.
(1) Панхва — деревянная рама с натянутой на нее тканью. Подвешенная к потолку и приводимая в движение слугой-панхвалом, она выполняла функцию вентилятора.
(2) Пьер Кюилье-Перрон — французский наемник, командовал большими силами маратхских княжеств. Мы еще с ним встретимся.
(3) Малик — глава рода или родовой общины в Афганистане.
Глава 14
За старой крепостью, усталые башни которой, наверное, помнил еще жестокого Тимура или поэтичного Бабура, скрывалась тропа, ведущая в уютную долину. Каждый ее метр был заботливо обихожен, колосилась золотистая пшеница, ореховые и абрикосовые деревья служили символом достатка и миролюбия. Я закатил удивленно глаза — малик меня понял.
— Нам не хватает еды, барс, — грустно пояснил мне Азмуддин. — Племя растет, доходы падают. Мы зависим от караванов, но их все меньше и меньше. Горцы не от хорошей жизни выходят на разбойную тропу.
Мой отряд двинулся дальше, мы договорились встретиться у бамианских гигантских идолов. Несмотря на все возражения подчиненных, я принял приглашение ходжи. Откуда моим бойцам знать, что в афганских горах, на южном склоне Гиндукуша, гость является священной фигурой, его жизнь равна жизни всего кишлака, его принимающего? Как высоко оценил Азмуддин мое знание нюансов горской жизни, так и я многое понимал в мировоззрении салангов, — мне в помощь мое послезнание. Правда, сам ходжа называл свой народ гизарейцами — прозвание, канувшее вглубь веков. Насколько я помнил, мы называли горцев просто моджахедами, душманами, а приходившим на перевалы из Панджшера — «гостями».
Аул, кишлак — как хочешь назови это горное селение — мог бы поспорить по части маскировки с рекомендациями по устройству лагеря для сил специального назначения. В этом мире еще не изобрели вертолетов, но эти худощавые парни с лицами деревенщины могли бы читать курсы об устройстве полевых укрытий в моей алма-матер, в Краснознаменном институте имени Андропова.
— Впечатлен вашим селением, малик-ходжа, — без тени неискренности признался я, поедая мелкие афганские шашлычки и теплую пшеничную лепешку.
— Мы ждали тебя, барс-юзбаши, твой отряд, — удивил меня Азмуддин. — Проезжал по тропе один кундузец, плохо о вас говорил. Но я вижу, что ты берешь пищу только правой рукой, и еще тьму мелочей замечаю — ты не чужак в наших горах.
— Полагаю, имя этого человека Медраим-Ага?
— Ты прав, чужеземец. Это был именно он. Много золота обещал, кричал, что придут кафиры. И вот я вижу человека, знакомого с нашими обычаями. Как мне понять эту головоломку?
В «дворце»-хижине главбандоса, сложенной из здоровенных камней, было нестерпимо жарко. Призванные хранить прохладу массивные камни отступили перед летним зноем, и теперь скорее нас изнуряли, чем защищали. Но я мужественно терпел, заметив, что и ходжа чувствовал себя не в своей тарелке — идеальное время, чтобы настоять на своем.
Я честно рассказал малику о том, что не поклоняюсь Аллаху — с этим человеком нельзя было играть, он заслуживал полной откровенности. Поведал и о роли Медраим-Аги, о том, на кого он работал. И о грозящим беззаботной жизни горцев приходе армии атамана Платова. О нежелании казаков принести им вред, так и жителям равнин, примыкающим к Кабулу. И о конечной цели похода.
— Когда Чингисхан хотел перейти наши горы, он не стал с нами договариваться. Думал, что нет ему равных. Его армию гизарейцы пропустили, но он оставил свой обоз на северных склонах, вот этим добром наши предки и поживились, — рассмеялся Азмуддин-ходжа.
— Я ни секунды не сомневаюсь, почтенный ходжа, в способности горцев крепко насолить любым пришельцам в своих горах. Но зачем? Между афганцами и урусами нет пролитой крови. Ак-Падишах далекого Севера равно заботится как о христианах, так и о мусульманах. Татары давно приняли его подданство и нисколько об этом не жалеют — никакого ущерба вашей вере нет. Киргиз-кайсаки стали его вассалами. Ты мог увидеть в моем отряде двух мусульман, Мусу и Есентимира — они оба с рождения молятся Аллаху. Шамхал Тарковский принял покровительство русских почти сто лет назад. Да что там говорить — сам Хивинский хан недавно принес присягу на верность. И что еще важнее, мы идем с целью наказать инглезов в Индии за те несправедливости, кои они творят с правоверными.