Глава 18
Изнутри шахский дворец производил не менее слабое впечатление, чем снаружи. Меня быстро провели на третий этаж, и те комнаты, что я успел мельком осмотреть, не заставили ахать от восторга. Небольшие помещения с голыми стенами, никакой позолоты и паркетов, на полах — ковры и дешевые половички-дорожки, на потолках циновки, кое-как обитые тканью. Почти полное отсутствие мебели, картин, гобеленов — лишь изредка встречались орнаменты из алебастра, да в толще стен были прорезаны ниши, где стояла дорогая посуда или подсвечники с горящими свечами. Минималистично и в духе мусульманских традиций, проповедуемой исламом скромности. В Индии, как я полагал, раджи следовали совсем иным эстетическим нормам и не в чем себя не ограничивали. Словно говорили всему миру своими дворцами, полными роскоши и неги: нате, берите нас тепленькими! И часть нашего мира, включая моих афганских друзей, на эти призывы реагировала с большим энтузиазмом…
Я поднялся, следуя указаниям проводников, на третий этаж, вышел на большую открытую террасу. Вид с нее открывался сумасшедший, с учетом того, что сам дворец стоял на высоченном холме — вся кабульская равнина была как на ладони, горы вдали тонули в полупрозрачных облаках.
Не менее впечатляющим оказалось и собравшееся на террасе общество, состоявшее из ханов, предводителей племен, и наиболее уважаемых маликов, глав чем-то выдающихся родов. Преимущественно пуштунских, хотя были представлены и белуджи, хазарейцы и таджики. Пестрота нарядов поражала, как и бандитские рожи увешанных оружием делегатов местного курултая — насколько я понял, здесь была не просто сходка, а так называемая лойа-джирга, собрание вождей для выборов шаха (1). Большинство сидело прямо на полу, постелив под себя тонкие куски материи и избавившись от обуви.
— Посол урус-сипахсалара Платова просит милости у высокого собрания и имеет, что ему сообщить! — громко объявил распорядитель церемонии.
— Не станем откладывать, — милостиво мне кивнув, объявил принц Махмуд.
Он стоял рядом с братом. Оба были в расшитых разноцветными блестками кафтанах, перехваченных в талии широкими поясами с пряжками из золота и серебра. Из-под них торчали рукояти с клювом церемониальных кинжалов чура — из моржовой кости и с узорчатым чеканным серебряным окладом. Чтобы подчеркнуть их парадно-выходное назначение, ножны были пристроены справа, а рукояти торчали строго вверх. Головы братьев украшали высокие шапки с пером и с большим изумрудом цвета индиго.
При моем появлении принц Шуджа повернулся с видом человека, которому мое общество глубоко противопоказано. Гримасничал он недолго — ровно до той минуты, когда я осведомился у высокого собрания, желает ли оно осмотреть найденные мною драгоценные камни.
Общество желало, да еще как, а Шуджа-уль-Мульк больше всех.
— Выкладывай! — сухо бросил он, указав на точку у своих ног.
У принца Махмуда было свое мнение, как нужно все обставить.
— Немного торжественности, брат! — укорил он соперника.
Довольно любезно принц пригласил меня пройти вперед к небольшому резному столику, застеленному зеленой тканью. Мне приготовили нечто вроде мини-сцены у края каменной резной балюстрады, охватывающей террасу по ее периметру.
Шуджа заводился с каждой секундой. Глаза загорелись хищным блеском, он стискивал руки от нетерпения. Чтобы его позлить, я нарочно медлил — неторопливо приблизился к столу, встал лицом к собранию, расправил ткань, хотя придраться было не к чему, освободил мешочек, аккуратно перекинув веревку через голову, развязал тесемки… Каждый этап моего представления был исполнен с изрядной толикой пафоса, встретившего полное одобрение у Махмуда и доведшего его брата до белого каления.
— Алмаз Кохинор и рубин Тимура! — громко объявил я, и вся лойа-джирга отозвалась радостными криками.
Легким движением заставил камни выкатиться из мешочка — крики усилились, теперь радость соседствовала с восторгом. Большинство стоявших и сидевших на террасе не могло и помыслить обладать подобными сокровищами, но любоваться — почему бы и нет?
Шуджа бросился вперед, к столику, объявив на ходу брату:
— Все, как договаривались! Мне рубин, тебе — алмаз. Как ты решишь с его помощью трудности с сикхами — это твое, а не мое дело. Но сейчас ты перед всеми поклянешься, что сделаешь это, пусть даже ценой камня!
— Как скажешь, брат! — на удивление покладисто согласился Махмуд.
Он сделал несколько шагов, поспешая за Шуджей, его рука обнажила парадно-выходной кинжал — неудобное расположение рукояти справа ему ничуть не помешало. Короткая полоска стали сверкнула на солнце, заставив меня отпрянуть в сторону. Хоть и с шикарной рукоятью, чура точь-в-точь повторяла в сильно уменьшенном варианте пешкабз, а потому была не менее опасна. Но клинок предназначался не мне: в ту же секунду, когда рука принца Шуджи накрыла рубин, Махмуд догнал сводного брата и отточенным движением всадил церемониальный нож ему в спину в районе сердца.