— Думаю, но не о тебе! — выпалил как из фальконета с зембурека.
Кажется, она не поняла, что я сказал. Она была целиком в своем воображаемом мире, наполненным надеждами и страхом.
— И что думаешь?
— Марьяна! — прошептал я строго, чуть сморщившись, давая понять, что мне не нужны ее игры.
— Нет! Говори! — потребовала она, чуть коснувшись своими губами моих. Тут же, правда, опять отвела голову назад и сама отстранилась.
— Марьяна! — сделал еще одну попытку.
— Говори!
— Ты же сказала, что в полюбовницы не пойдешь!
Тут же мою щеку ожег удар открытой ладонью. Девушка вскочила и пулей вылетела из комнаты.
«Детский сад, штаны на лямках!» — так и хотелось мне ей вслед, но я воздержался. Как и объяснять, что я в ней вижу чуть ли не внучку или младшую сестренку? Ее мне хотелось не покрывать поцелуями, жадно срывая платье, а приголубить, погладить по голове, пожалеть, защитить…
Рассвет нового дня я встретил на крыше караван-сарая. Смотрел, как солнце поднимается над горами, как с гор разбегается утренний туман. Поспать удалось всего ничего. Не из-за Марьяны и не из-за мыслей, правильно ли я поступил, согласившись стать послом Махмуд-шаха перед Сингхом. Конечно, правильно, тут и думать нечего. Куда более меня тревожила судьба моей сотни. Ее завтрашний день был шатким, словно гнилая доска, перекинутая через пропасть. Я уезжал. Оставлял своих бойцов, к которым так прикипел, оставлял Марьяну, оставлял весь свой новый, привычный уже мир. Здесь, во враждебном Кабуле. Который обещал стать дружеским. Для меня, для войск Платова… Если я выполню свою миссию и Сингх уйдет из Афганистана.
Солнце встало, я пошел вниз, туда, где уже собиралась сотня. Казаки, урядники — все были при деле. Я обходил их, пожимал руки, каждому говорил какое-то слово. Кто-то улыбался, кто-то хмурился, кто-то просто молчал, глядя мне в глаза.
В сторонке ждала Зара, уже собранная, напряженная, спрятавшая свою красоту под черным покрывалом.
Вчера мы поговорили.
— Зара, — тихо сказал я, стараясь говорить спокойно, чтобы не выдать своего волнения, когда она пришла ко мне все с той же тоской в прекрасных глазах. — Мне удалось договориться с Махмудом-шахом.
Зарино лицо исказила смесь тревоги, страха и надежды.
— Говорил… о тебе. Он готов взять тебя в свой гарем. Естественно, после смотрин. Но ты их, уверен, пройдешь с блеском. Нужно быть редким болваном, чтобы устоять перед твоей красотой.
Девушка молчала, только ее губы дрожали. Я знал, что она думает, что чувствует. Хотела перемен в жизни? Получи и распишись.
— Махмуд… он хороший человек. Насколько может быть хорош эмир или шах, — я говорил, а в голове стучала одна мысль: лжешь, старый хрен, лжешь. Он не хороший, он сильный. А в этом мире это, пожалуй, единственное, что имеет значение.
Правда, было одно «но», которое глодало меня, заставляя сомневаться в верности моего решения. Как показала судьба жен хивинского хана, женщин гарема ждала незавидная судьба в случае насильственного свержения их повелителя. Они стали проститутками, когда вернулись в Хиву из гор, их приводили к нашим полковникам и сотникам сводники, специализирующиеся на таких делах. Мне об этом рассказали офицеры из второго эшелона, когда добрались до Бухары. Хвастали, что поимели ханских жен за горсточку серебра. Бррр… Чтобы этого не случилось с Зарой, я передал ей мешочек с золотом — ровно три тысячи тилля, как советовала Марьяна.
— Это на крайний случай, Зара. Надеюсь, не понадобится. Махмуд будет о тебе заботится. Прощай. И не поминай лихом.
Сейчас я ободряюще кивнул Заре и пошел к урядникам. Каждый из них был мне как брат. С каждым я прошел через степи, через горы, через болота, барханы пустынь и пыль дорог. Я знал про их семьи, болячки, их чаяния, их горести и радости. Они были моим сердцем, моей душой, настоящими братанами. Пусть мы прятали эти отношения под маской субординации, но так было!
— Гаврила, Никита, — обратился я к ним. — Берегите сотню. Берегите Марьяну. Как придет Платов — передайте ему письмо.
Я вложил в руку Козина послание генералу, в котором расписывал весь кабульский расклад и свои решения. Наш ветеран с серебряной медалью за Измаил, суровый, но справедливый. На него всегда можно было положиться.
— Понял, Петро Васильевич, — Козин кивнул, его глаза были наполнены той же невысказанной грустью, что и мои. — Все исполню.
— Вот тебе еще донесение для полковника Дюжи. Там описаны проделки томящегося ныне в зиндане конфидента Ост-Индской компании Медраим-Аги, а также данные на одного человека из индийского квартала, который может нам пригодиться. Это важно, Никита. Береги письма.