— Мальгин! — срывая голос, орал Николай. — Выключай мотор! Сорвешься!
Но Игорь, оглушенный грохотом двигателя, ничего не слышал. Его рука с растопыренными пальцами резко опустилась вниз, схватилась за руль.
Весь напрягшись, мальчишка ждал, когда освобожденная от пут машина пробежит на колесах два-три метра ската. В эти мгновения он должен дать двигателю максимальные обороты, чтобы полететь…
Несколько секунд протянулись как вечность — машина продолжала трястись на одном месте.
Игорь обернулся, чтобы повторить приказ своим помощникам, и увидел на гребне крыши мужчин, перехвативших у ребят веревки и ремни.
…После неудавшегося полета Игорь стал быстро взрослеть. Окончив семилетку, попросился на завод учеником слесаря. Трех лет ему хватило, чтобы достичь шестого разряда, с отличием защитить диплом на вечернем отделении индустриального техникума и стать бригадиром слесарей на сборке скиповой лебедки. Но когда бригадирство уже совсем было на лад пошло, Игорь неожиданно решил уступить свое место немцу, присланному фирмой из Германии.
Это возмутило бригаду и больше всех старейшего слесаря Назарыча.
— Нам горбатить — германцу на нашей шее сидеть?!
Не сумев убедить Игоря, Назарыч позвал мастера соседнего пролета Власа Никитича Мальгина. Тот выслушал старого приятеля, насупился, но рта не раскрывал.
— Чего усатую губу сосешь? Поди, не спрашивал у тебя совета племянник твой? Втемяшь ему, что не на ту дорожку сворачивает.
Но Влас Никитич продолжал молчать.
В шестнадцатом году на русско-германском фронте отравили газами отца Игоря, и мать вскоре умерла.
Кому растить Игорька, если не ему, Власу Никитичу? Баловал он парнишку, прощал ему шалости, которые не прощал и родным детям. И от души радовался, когда Игорь успевал и в работе, и в учебе. Специально на сборочный участок подался из механического, чтобы быть ближе к парню, подсказать что, если потребуется, молодому бригадиру.
— Не сплеча ли рубишь, Игорь? — спросил наконец Влас Никитич под требовательными взглядами Назарыча. — Не во вред ли делу твоя затея?
— На пользу! — доказывал Игорь. — Вейганд — друг, коммунист, а какой он сборщик, вы знаете не хуже меня. С таким бригадиром лебедку соберем к Первому мая. Мы график с ним прикинули, завтра со всеми обсудим.
— Выходит, упряжку ты ему уже сторговал?
— Не намекнул даже, хотя вижу: Вейганд справится лучше, чем я.
— Допустим, — кивнул Назарыч. — Но как его бригада поймет? Как начнет талдычить по-русски, будто в ступе печенку молотит. А по-немецки никто у нас, кроме тебя, не кумекает.
— Я буду переводить. И Вейганд учится — скоро все его будут понимать.
Русский язык Вейганд начал изучать самостоятельно еще на родине, но разговаривать там ему было не с кем. Только на Машинострое, куда фирма направила его с двумя сборщиками, ему повезло на учителя.
Игорь сразу понравился Курту. С ним интересно было говорить, тем более что учеба была «перекрестной». Вечерами часто ходили в городскую библиотеку: семь километров — туда, семь — обратно. По дороге разговаривали по-русски, а там, в отделе иностранной литературы, читали немецкие газеты, технические журналы, и тут уж помогал Вейганд.
Курт согласился возглавить сборщиков скиповой лебедки, если Игорь поделит с ним обязанности, и начальник цеха дал «добро» — в большой бригаде стало два бригадира. Игорь больше занимался с поставщиками деталей, инструментов, приспособлений; Курт обучал сборщиков сложным операциям, которые поначалу выполнял с немецкими рабочими.
Те двое, что приехали с Куртом в Советский Союз, тоже были сборщиками первой руки, не ленились в рабочее время, но что-то большее отдавать производству — нет! Курт вместе с русскими товарищами в ненастье идет на субботники достраивать цехи, разгружать уголь, а те и в добрую погоду исчезают, если бригада берется за неоплачиваемую работу. По утрам, появляясь в цехе, оба «спеца» едва заметно кивнут сборщикам и губ не разомкнут, а бравый тенорок Курта слышен и федоровцам за два пролета:
— Рот Фронт, Уральмаш!
Ребятам из бригады Толи Федорова нравился Курт Вейганд, но не нравилось то, что произошло у соседей в конце апреля, когда чуть ли не за одну ночь разрозненные узлы лебедки срослись во внушительную шестидесятитонную махину, по сравнению с которой трехтонный Брозиус выглядел карликом. Как же так? Что скажет завод, если бригада Вейганда — Мальгина настигнет их, федоровцев, или хуже того — обставит у самого первомайского финиша?.. Сколько звенели плакаты, что первая уралмашевская машина ими собрана, что всего-то и осталось раз-другой выверить, опробовать пушку, и можно ее покрасить и провезти во главе заводских колонн по улицам и площадям праздничного Свердловска. А тут на соседнем пролете внезапный и неслыханный шум — электродвигатель погнал барабан гигантской машины. Со всех станочных и сборочных пролетов механического и других цехов бегут люди: лебедка заработала!