Само присутствие Кошкина не давало Игорю переступить едва уловимую грань между полезным риском и тем, что таит в себе катастрофу. Но однажды он переступил ту грань.
На центральном полигоне саперы оборудовали новейшие препятствия для испытаний легких танков. Последний образец БТ-7 представляли Кошкин и Мальгин.
Сперва пригласили на полигон водителей для знакомства с небывалыми сооружениями. Одно из них — ров шириной восемь, глубиной два с половиной метра, имеющий высокий земляной бруствер, — водители признали непреодолимым. Начальник отдела испытаний центрального полигона остался с Игорем у рва.
— Другим можно бы простить отказ — машины у них не те. А твоя «бетушка»! Десятки раз я с ней прыгал — не подводила. Попробуй, испанец! Кто же, если не ты?
Еще раз обойдя ров, Игорь прикидывал. Если приблизиться на малом ходу, танк клюнет носом и останется торчать кормою вверх. На высшей скорости можно разбить машину о стенку. Спросить Кошкина? Не разрешит. Отказаться — совестно перед начальником. «Если не я — он прыгнет, во как морщит длинный нос, стыдно за меня, наверно: учил, а чему научил — трусости?.. Ему запрещено — старше чуть ли не вдвое, напрыгался за армейскую службу больше всех испытателей, вместе взятых, а прыгнет же! Уверен в «бетушке», подсчитал, выверил, значит, можно».
— Согласен, товарищ начальник, только не на заводской машине.
— Что за капризы, Мальгин? Не узнаю тебя.
— Без Кошкина не имею права рисковать заводской. Доложите ему.
Начальник полигона знал: накануне показа машины армейской комиссии Кошкин ни за что не согласится подвергнуть ее, а тем более водителя, опасности.
— Не прячься за спину Михаила Ильича.
— Дадите полигонный БТ-7 — прыгну, на своем — нет.
На том и порешили.
Поверх обычного комбинезона Игорь натянул ватные брюки. Туловище его обмотали кошмой, привязали к сиденью ремнями. Разгон взял километра в полтора. Достигнув скорости до семидесяти километров в час, использовав инерцию машины, Игорь взметнул ее надо рвом, летел по прямой метров семь, наверно, а на восьмом тяжесть превозмогла инерцию, и четырнадцать тонн железа ударили лбом в самую середку стенки рва. Ремни ножами врезались в ребра, но не сдержали тело на сиденье. Голову будто сорвало с плеч, бросило лицом на броневую крышку закрытого люка.
В танк хлынуло солнце — Игорь ощутил его уходящим сознанием: «Откуда солнце?..»
Откуда — он узнал уже потом. В момент удара, срезав все болты, башня вместе с кольцом крепления полетела вперед на десяток метров. Разбив стенку, корпус на колесах выскочил без башни на бруствер…
Игоря увезли в госпиталь с покалеченной челюстью. Ее вправили, вставили зубы, и забыть бы Игорю к следующему выезду в Москву о неудачном прыжке, если б не насмешница Галя.
— Раскрошишь и вставные… Кому ты нужен будешь беззубый?!
А в глазах продолжала таиться тревога за Игоря, не покидавшая Галю ни на день.
Ветерок от Москвы-реки сдувал с берез и кленов сухие пламенеющие листья, опускал их бережно на огромное поле, на танки, застывшие у лесной опушки.
Автомобили, шурша по листьям, выезжали из глубины леса, замедляли ход возле дощатой трибуны. Из одной машины вышел нарком обороны маршал Ворошилов, из другой — нарком машиностроения Малышев.
Приникший к перископу Игорь (он был в танке один, и никто ему не мешал хозяйничать на командирском месте в башне) видел, как Ворошилов легкой покачивающемся по ходкой кавалериста взошел на трибуну, встал у перил и обвел глазами танковый строй. Игорю показалось, что нарком обороны задержал взгляд на Встречном. А может, и не показалось?.. «Понравился, наверно… Улыбается». От наркомовской улыбки стало хорошо на душе, вспомнилась вдруг песня о красной кавалерии:
Но через минуту Мальгин расстроился: конструктор-путиловец подошел к наркому, показал рукой в сторону своих машин. Ворошилов посмотрел туда, где на левом фланге стоял огромный танк, названный его именем — КВ.
Игорь взглядом отыскал на трибуне Кошкина. Михаил Ильич затерялся среди гостей, военных, представителей наркоматов, старался держаться незаметно. «Волнуется… Ничего, не подведем. Машины отличные — еще посмотрим, чья возьмет!»