Я вел отца по лесу, словно экскурсовод: показал ручей, полянку, где я создал своего человека, храм мертвых белок. «Очень интересно», - говорил он всякий раз и время от времени между прочим сообщал мне названия разных кустов и деревьев. Холодный ветер гонял сухие листья между темными стволами, и при сильных порывах' они налетали на нас шуршащими волнами. Ходоком отец был отменным, и к полудню мы покрыли миль десять, оставив позади все места, до которых я мечтал когда-нибудь добраться. Мы обнаружили огромное поваленное дерево с вывернутыми из земли узловатыми перепутанными корнями и пересекли две голые холмистые равнины. В надежде услышать знакомый шепот я постоянно напрягал слух, улавливая даже самые тихие звуки - слабый треск ветки, отдаленное карканье вороны.
Ближе к вечеру небо потемнело и заметно похолодало.
- Послушай, - сказал отец. - У меня сейчас точно такое чувство, какое я испытывал, когда охотился на оленя. Он где-то рядом. Нам нужно просто перехитрить его.
Я кивнул.
- Я останусь здесь и буду ждать, - сказал он. - А ты пойдешь вперед по тропе - только, бога ради, очень тихо. Возможно, увидев тебя, он бросится назад - тут-то я его и поймаю.
Я сомневался в разумности предложенного плана, но понимал, что так или иначе, а действовать надо.
- Будь начеку, - предупредил я. - Он большой и вооружен палкой.
Отец улыбнулся.
- Не беспокойся за меня, - сказал он и поднял ногу, демонстрируя свой «десятый размер».
Я невольно рассмеялся, а потом повернулся и двинулся вперед осторожным шагом.
- Иди минут десять и внимательно смотри по сторонам, - крикнул отец, когда я подошел к повороту тропы.
Оказавшись в одиночестве, я засомневался, что мне очень уж хочется найти своего человека. Затянутое облаками небо над лесом, темное и пустынное, нагоняло страх. Я рисовал в своем воображении схватку отца с Кавано и задавался вопросом, кто же из них победит. Когда я отошел на достаточно большое расстояние, чтобы почувствовать острое желание развернуться и бегом броситься назад, я все же усилием воли заставил себя дойти до следующего поворота тропы. Еще немного, говорил я себе. В любом случае он наверняка уже распался на части, убитый холодным дыханием зимы. Но потом я поднял взгляд и впереди, за низко свисающими ветвями, увидел долину, куда уходили умирать олени.
Я осторожно подобрался к краю обрыва и скользнул взглядом по крутому откосу, сплошь покрытому терновником и сорной травой, в самом низу которого росли деревья с густым темным подлеском. Долина представляла собой огромную круглую впадину, похожую на след метеорита, упавшего на землю в глубокой древности. Я подумал о драгоценном кладе оленьих рогов и костей, погребенных под слоем мертвых листьев внизу. Стоя там, на краю обрыва, я почувствовал, что почти постиг тайну жизни древнего леса. Я понял, что должен показать долину отцу, но еще не успел сдвинуться с места, как увидел, услышал какое-то движение ниже по склону. Прищурившись, я различил в темноте неясную, расплывчатую фигуру, наполовину скрытую за стволом высокой сосны.
- Кавано! - крикнул я. - Это ты?
В наступившей тишине я услышал глухой стук падающих на землю желудей.
- Ты здесь? - спросил я.
Раздался ответ: ужасающий звук, нечто среднее между человеческим голосом и протяжным стоном ветра:
- Зачем?..
- Ты в порядке? - спросил я.
- Зачем?.. - прозвучал тот же вопрос.
Я не знал зачем и пожалел, что вместо вопросов не нашептал своему человеку ответы из катехизиса в день, когда вдохнул в него жизнь. Я долго стоял неподвижно и смотрел вниз; с неба начали падать легкие снежинки.
Вопрос прозвучал снова, на сей раз еле слышно, и я чуть не расплакался при мысли о том, что сделал. Внезапно мне вспомнилась бесконечно льющаяся струя пива в подвале миссис Гримм. По крайней мере, хоть что-то. Я наклонился над краем обрыва и, почти не сомневаясь, что лгу, крикнул: «От преизбытка любви! »
До меня донесся едва различимый шепот: «Спасибо… »
А затем я услышал тихий треск ветвей, глухой удар о землю и понял, что мой человек распался на части. Я снова напряг зрение и вгляделся в темноту, но уже не увидел там никакой фигуры.
Вернувшись назад по тропинке, я нашел своего отца сидящим на поваленном дереве с сигаретой в зубах.
- Ну как? - спросил он, завидев меня. - Видел что-нибудь?
- Нет, - сказал я. - Пошли домой.
Должно быть, он заметил что-то в моих глазах, поскольку спросил:
- Правда?
- Правда, - сказал я.
Пока мы шли домой, безостановочно сыпал снег, и, казалось, снегопад не прекращался до самого конца зимы.
Теперь, имея за плечами двадцать с лишним лет брака и двух коротко стриженных сыновей, я возвратился на прошлой неделе в родной городок. 'На месте вырубленного леса и снесенного здания старой школы ныне простираются новые кварталы, где названия улиц напоминают об утраченном: Вороний проезд, Олений проспект, Ручьевое шоссе. Мой отец по-прежнему живет в нашем старом доме. Мама умерла несколько лет назад. Моя младшая сестра замужем, живет в одном из северных штатов и растит двух сыновей. У отца опухоль почки, и он страшно исхудал: его некогда мускулистые руки усохли и стали не толще веток. Он сидел за кухонным столом, изучая программу скачек. Я попытался убедить его бросить работу, но он помотал головой и сказал:
- Без работы тоска.
- Сколько еще ты сможешь ходить в мастерскую? - спросил я.
- Пока не помру, - сказал он.
- Как самочувствие? - спросил я.
- Скоро стану кормом для червей, - со смехом сказал он.
- Как тебе мысль о смерти, если честно? - спросил я. Он пожал плечами:
- Это часть игры. Я думал, что когда станет совсем хреново, я вытешу себе гроб и лягу в нем спать. Так что когда помру, вам останется лишь заколотить крышку и зарыть меня на заднем дворе. о
Позже, когда мы смотрели по телевизору бейсбол и я уже выпил несколько банок пива, я спросил, помнит ли он, как мы ходили в лес.
Отец закрыл глаза и закурил сигарету, словно пытаясь вспомнить.
- Ах да, припоминаю, - сказал он наконец. Я никогда раньше не задавал такого вопроса:
- Это ты стоял тогда там за деревом?
Он глубоко затянулся, медленно повернул голову и уставился на меня без тени улыбки.
- Понятия не имею, о чем ты говоришь, - сказал он и выпустил изо рта серо-голубое дыхание жизни.