— Вы говорите так, будто презираете христианство, — заметил студент.
— Религия рабов, как я могу её уважать? Эти глупцы уверяли, что все люди равны перед богом, а животные есть братья наши меньшие. Было интересно наблюдать, как “братья” разрывают их на части на арене Колизея. Что-то бог чуда ни разу не совершил ради спасения своих детей. А всё потому, что жизни рабов принадлежат их хозяевам, а не мифическому божеству.
— Да как вы смеете, — возмутился было Смит.
— Простите моего студента, — громко сказал профессор. — Молодёжь такая несдержанная.
— Конечно, профессор Уильямс, — усмехнулся Тиберий и снисходительно посмотрел на молодого парня.
— Я надеюсь на дальнейшее сотрудничество, — слегка поклонился мужчина.
— Да, буду рад.
Уже в лифте Смит начал возмущаться:
— До чего же мерзкий тип! Да что он о себе возомнил? Даже атеисты не должны оскорблять чувства верующих! К тому же, разве метки не есть доказательство существования Всевышнего? Лишь глупец отрицает очевидное.
— Прекрати, — сказал как отрезал мужчина.
— Но профессор!
— Имеем ли мы право осуждать? Ведь сказано же «не судите, да не судимы будите». Но ты прав, он неприятный человек.
Смит лишь со злобой поджал губы.
— Так ли нам нужна его помощь? Насколько профессионально его мнение? Ведь он обычный бизнесмен, а не филолог.
— Помнишь, лет десять назад все СМИ трубили сенсационную новость?
— Что? Вы о том, что правительство признало существование «увиденного», что прожил более двух тысяч лет?
— Да, об этом. Тебе не показалось его имя диковинным?
— Показалось, но это громкий псевдоним, наверняка.
— Я просто уверен, что Тиберий Помпериус Северус и есть прозванный Аэтернум, то есть «вечный».
— Нет, столько жить невозможно. Да и зачем его «суженной» скрываться столько времени? Они бы давно смогли найти друг друга.
— Не знаю, Смит. Не знаю. Но жить столько — это проклятье.
Глава 2
Спустя три месяца
Кабинет врача, уютный и светлый. Семейный доктор Гарри Браун около тридцати на вид, улыбчивый и доброжелательный.
— Ваши анализы всё такие же идеальные, вы здоровы как бык! — радостно констатировал факт доктор, чем вызвал тяжёлый вздох Тиберия.
— А сердце?
— Работает как часы! Вы будто не рады здоровью, — заметил доктор.
— Давно не рад.
— Вы хорошо питаетесь?
— Нормально я питаюсь. Не думаю об этом.
— Ваши показания практически на одном уровне. Они никак не изменились за прошедшие пятьдесят лет.
— Гарри, как вы считаете, она всё ещё жива?
— Скорее всего. А что говорит последний частный детектив, которого вы наняли?
— Ничего не говорит, только просит денег. Сказал, что несколько человек из моего окружения связаны с фондом защиты прав человека.
— Этот фонд сейчас повсюду, даже наша клиника с ними сотрудничает, — усмехнулся доктор.
— Вот и я о том же. Скажите, а может быть так, что она умерла, но моё «доживание» будет дольше года?
— Это вряд ли. Ведь её время так же остановилось. Я уже говорил вам, что феномен «суженных» так до конца и не изучен. Мы расшифровали ДНК, нашли гены, отвечающие за это, но механизм так и не поняли. Определённо — это эволюционная данность, природа позаботилась о видовом разнообразии. Всё «суженные» относятся к родственным популяциям, но, между тем, имеют парадоксальное генетические различия. Дети от такого союза всегда здоровы, имеют прекрасный иммунитет и не подвержены психическим расстройствам.
— Меня не интересуют такие подробности.
— В любом случае, она не регистрировались в Национальной Базе Данных Суженных. Ни один из участников Медицинской Ассоциации не сообщает о подозрительно долго живущих женщинах. Да и вообще, с начала двадцатого века больше не существует «разлученных бесконтактных суженных». Ведь теперь это относится к списку бесчеловечных пыток и карается законом. Тиберий, вы уникальны.
***
Спустя месяц
— Прощай, — сказала блондинка, когда оделась. — Это была наша последняя встреча.
— Я тебе надоел? — усмехнулся Тиберий.
— Есть немного, — девушка внимательно посмотрела на парня. — Тимми, как давно ты потерял «суженную»?
— Не твоё дело, — он был явно раздражён вопросом.
— Не хочешь — не говори. Но лично я намерена провести последний месяц в кругу семьи и друзей. Они и так беспокоятся, что я пропала почти на год. Но родные стены давили, там было слишком больно находиться.