– Ха-ха! Хиляк! А ну, подсадите меня! – потребовал он.
Виноград легко подтянулся, как на турнике, быстро, точно моряк по веревочной лестнице, вскарабкался вверх, затем, держась за металлическую боковину, рискованно отклонился влево, заглянул в окно и сразу же отпрянул, вскрикнув:
– Мать моя женщина!
– Ну что там, что? – взволнованно допрашивали мы верхолаза, когда он ловко спустился вниз.
– Звездец! Сами посмотрите!
– Голая, что ли?
– Не то слово!
– Надька или мамаша?
– О-о! Лезьте – увидите!
Вслед за ним поочередно вверх вскарабкались Серега и Андрюха. Оба, вернувшись, закатывали глаза, мотали головами, хватались за сердце.
– Я балдею… Я рожаю… Я охреневаю…
– Ну, расскажите, пацаны, расскажите! Жалко вам, что ли! – изнывал я от жгучего неведения.
– А самому-то слабо?
– Высоты боюсь… – пробормотал я, заранее чувствуя в теле дрожащую слабость.
– Все боятся. А как ты в армии с парашютом будешь прыгать, чмо болотное? – презрительно сплюнул Виноград. – Надо тренироваться!
– Надо…
Они втроем схватили меня под коленки, подняли так высоко, что мне даже подтягиваться не пришлось, я просто сел за первую перекладину, переборол первый испуг, а потом, борясь с нарастающим ужасом и стараясь не смотреть вниз, медленно пополз вверх, намертво хватаясь пальцами за ледяные железные прутки. Неимоверным усилием воли добравшись до пятого этажа, я перевел дух, а потом, судорожно вцепившись в ребристую боковину, стал, превозмогая страх высоты, медленно отклоняться влево, чтобы заглянуть в окно. Сначала мои глаза оказались на уровне карниза, усеянного белесым голубиным пометом – ничего не видно. Тогда я, изнывая от смертельного безрассудства, поднялся еще на одну ступеньку…
В небольшой комнате с бежевыми крашеными стенами, скудной казенной мебелью и облезлой этажеркой, забитой книгами, под низким оранжевым абажуром за круглым обеденным столом сидели Надька и ее очкастая муттер в бигуди. Перед ними на толстой книге стоял алюминиевый чайник, а на клеенке две красивые синие чашки в горошек и вазочка с маковыми сушками. Они занимались! Дочь склонилась над тонкой ученической тетрадкой за две копейки, а мать над толстой общей в ледериновом переплете – за 44 копейки. Обе были одеты в пегие байковые халатики. Вот и вся невидаль!
«Обманули, гады! Сговорились, понтярщики!» – слишком поздно догадался я, с укоризной глянул вниз на вероломных друзей и обомлел, поняв, как высоко забрался.
От страха закружилась голова и накатил парализующий ужас, я вцепился в лестницу с такой силой, что, казалось, сросся с ней, а мое тело словно очугунело. На землю я больше не смотрел.
– Спускайся! – крикнули снизу.
Где-то в переулках затарахтел мотоцикл с коляской, на таком по вечерам милиция объезжала наш микрорайон. Ребята сперва махали мне руками, потом стали орать, наконец свистеть, заложив в рот пальцы. Но меня как приварили к металлической лестнице. Это был непреодолимый столбняк. Вдруг окно Каргалиных с треском распахнулось, чуть не задев меня рамой. Сначала, вывалив на подоконник обильную грудь, выглянула мамаша, привлеченная непонятным уличным шумом. Она долго озиралась по сторонам, пока заметила меня, а когда увидела, завизжала:
– Ой, там кто-то к нам лезет! – и исчезла.
Немного погодя осторожно высунулась моя одноклассница со скалкой в руке. Чтобы разобрать в темноте, кто же висит на пожарной лестнице, Надька легла на карниз, рискованно свесившись наружу, и мы оказались почти лицом к лицу.
– Полуяков? – изумилась она и отпрянула, опуская орудие убийства. – Ты что тут делаешь, негодяй? Подглядываешь?
– М-м-а… – промычал я, так как очугунение достигло уже языка.
– Надь, не психуй! Это он на спор! Просто так! Тренировка! – закричали снизу мои вероломные друзья, сообразив, в какую историю меня втравили. – Не пугай Юрку, он высоты боится. Сорвется – будешь отвечать!
– Ой! Дураки ненормальные! – взвыла Каргалина и скрылась, а в окне снова появилась мамаша, успевшая снять бигуди, она впилась безумными глазами в мое лицо:
– Вот ты какой, значит, Полуяков! Запомню теперь! Уберите его немедленно! Я милицию вызову! Мы все про вас узнаем! Считаю до трех!
Виноград одним духом вскарабкался наверх, а потом долго возвращал меня на землю. Крутясь, точно паук вокруг парализованной мухи, он буквально отрывал мои руки от поперечин, переставлял мои ноги со ступеньки на ступеньку, шаг за шагом приближая меня к спасению. Все это время Каргалина-старшая сверху обещала нам суд общественности и колонию для малолетних преступников. Голос у нее оказался громкий и визгливый. Прохожие, услышав вопли, останавливались, вертели головами, интересуясь странным происшествием.