Отцепившись от последней перекладины, я рухнул на руки жестоких друзей, они ловко подхватили мое измученное тело и понесли прочь. Все-таки на физкультуре нас научили страховать товарища, если тот вдруг сорвется с турника или с колец. До дома им пришлось волочить меня на себе, мои ноги стали ватными и подгибались.
На следующий день во время перемены Каргалина решительно подошла ко мне и, сверля своими дотошными серыми глазами, спросила:
– Полуяков, зачем ты к нам лез?
– На спор.
– Врешь! Ты лез подглядывать!
– У вас там ничего интересного.
– Ага, сознался! Теперь я тебя буду презирать!
Удивительно: услышав это нелепое словосочетание «буду презирать», я понял, что Надька – просто дура, и потерял к ней всякий интерес, да и про случай вскоре подзабыл. Но сегодня после занятий я в вестибюле нос к носу столкнулся с Каргалиной-старшей, ее вызвали в школу, так как дочь надерзила учительнице домоводства Марии Николаевне, заявив, что не собирается тратить время на разные бабские глупости вроде штопки грязных мужских носков, так как готовит себя к большой науке. Мамаша была в старомодном пальто с мерлушковым воротником и шляпке с вуалью… Она погрозила мне длинным пальцем, прошипев:
– Не приближайся к моей дочери! Я этого так не оставлю!
Да и черт с ней! Очень нужно… Надька мне почти не нравилась, просто после того, как Шура Казакова переехала в Измайлово, я стал одинок и неприкаян. Правда, у меня осталась Ирма Комолова, с ней я познакомился этим летом в пионерском лагере, проканителился целую смену, но так и не решился подойти, стеснялся, а после прощального костра она написала на моем галстуке: «Будь смелее!» Ну почему я не наглый, как Вовка Соловьев! Впредь буду смелее. Я всё понял! Но до лета, до новой встречи с Ирмой еще целых шесть месяцев. А если не ждать? У меня есть ее адрес. Можно поехать к ней и караулить у подъезда. То-то она обрадуется! А если нет? Если посмотрит с холодным недоумением:
– Ты что здесь делаешь?
– Тебя жду.
– Зачем?
– Н ты же сама просила меня быть смелее! Вот я и…
– Юра, это была шутка. Ты разве не понял?
5. Серебряные ленты
…Я прошел мимо «борделя», старясь не смотреть на каргалинское окно. Если живы старушки, работавшие при царе в этом заведении (им теперь семьдесят), они, наверное, тоже, когда бредут в булочную или за пенсией, стараются не смотреть на дом, где им приходилось терпеть разные ужасы, о которых можно приблизительно догадаться, разглядывая рисунки в городских туалетах.
На улице было немноголюдно, основной поток трудящихся схлынул примерно в половине седьмого. Попадались одинокие хозяйки. Зайдя после работы в магазины, они теперь спешили домой с тяжелыми сумками, набитыми провизией. Все советские женщины носят с собой в ридикюлях пару авосек на случай, если по дороге встретятся дефициты, а это непредсказуемо. С Лидой в этом смысле ходить по улице – сплошное мучение: завидев любое скопление народа у магазина, она делает охотничью стойку, определяет меня в конец очереди и бежит выяснять, что дают и сколько в одни руки.
– Мальчик, ты крайний? – уже через секунду спрашивает запыхавшаяся тетка с огромным туристическим рюкзаком, из которого торчит непочатый батон любительской колбасы.
– Да, – важно отвечаю я.
– Я буду за тобой.
– Хорошо.
– Ничего не говорили? Очередь занимать можно?
– Можно.
– А что дают?
– Не знаю.
– Как это – не знаешь? Зачем же тогда ты стоишь?
– А вы?
Тут появляется огорченная Лида:
– Сказали: товар закончился, последнюю коробку вскрыли. Пошли, сынок!
– А что хоть давали-то? – вдогонку спрашивает тетка с рюкзаком.
– Понятия не имею, – величаво пожимает плечами маман.
Из двора, где живет Баринов, появилась парочка, они шли тесно прижавшись друг к другу и сблизив головы. Тут гадать нечего: двинулись в «Новатор» или в «Радугу», такие туда ходят не кино смотреть, а целоваться и обжиматься в теплой темноте большого зала. Интересно, следующим летом мы поцелуемся с Ирмой? Все зависит, конечно, от нее. Ирина Анатольевна говорит: желание женщины – закон для мужчины.
Справа по ходу стояла еще одна телефонная будка – дверь настежь. И я загадал: если советские луддиты до нее не добрались, то в июне я снова встречусь в пионерском лагере с Ирмой и буду смелее, как она советовала. У меня екнуло сердце, когда я увидел, что и трубка, и диск на месте, а провод целехонек, но в холодном наушнике пищали частые гудки вместо непрерывного. Я подергал боковой рычажок, бесполезно – те же пикающие звуки, и значит, автомат неисправен, хотя вроде цел невредим. Как это понимать, что это предвещает? Ладно, я-то неопределенность как-нибудь переживу. А вот если человеку нужно милицию позвонить или неотложку вызвать? Ближайший автомат на Бакунинской, и то не факт, что работает…