Я дошел до середины Налесного переулка. Тут живет немало моих одноклассников. В кирпичной пристройке к старинному дому с облупившейся штукатуркой обитает Сашка Гукамулин, он сидит на первой парте со Славкой Чукмасовым. Они друзья не разлей вода, их даже прозвали – Чук и Гук, хотя трудно вообразить более разных пацанов. Чук – верста коломенская, выше меня, и на физкультуре стоит первым, хотя горбится, и наш физрук Иван Дмитриевич все время обещает повесить ему на спину орден Сутулова первой степени. Гук, наоборот, – коротышка, замыкает шеренгу, учится он плохо, перебивается с двойки на тройку, и задача педагогического коллектива – дотянуть его до восьмого класса, а там двери ПТУ широко открыты для всех желающих получить специальность. Стране нужны рабочие руки. Чук же, наоборот, учится на четверки и пятерки, особенно по математике, физике, химии. Стать отличником ему мешает, как заметил Ананий Моисеевич, излишняя вдумчивость, граничащая с идиотизмом, ведь есть вещи, которые не следует анализировать, надо просто запомнить.
– Например? – удивилась Марина Владимировна.
– Например, что «партия – наш рулевой».
– Ананий! – Истеричка кивнула на меня – я как раз всовывал в ячейку классный журнал.
– А что я такого сказал? Или ты, Мариночка, не согласна?
– Пошел к черту, старый провокатор! Девок своих порть, а не детей!
В самом конце Налесного живет Витька Баринов, помешанный на Битлах. Все минувшее лето он разносил срочные телеграммы, хотя, конечно, на работу оформилась его бабка, не покидающая лавочку у подъезда. В итоге Витька заработал себе на магнитофонную приставку «Нота», подключил ее к радиоле «Ригонда» и теперь по вечерам ловит в эфире песенки ливерпульской четверки (особенно часто их передают на Би-би-си), записывает на пленку, а потом разучивает, записав текст на бумажке русскими буквами, так как английского не знает. У нас – немецкий, его сначала преподавала Нонна Вильгельмовна, лучшая подруга Ирины Анатольевны, а теперь ведет Людмила Борисовна. Она любит, отвлекаясь от темы урока, вспоминать, как познакомилась со своим мужем на целине, куда отправилась по комсомольской путевке, и долго со счастливым лицом рассказывает про веселый труд в степях Казахстана.
Одну из своих бумажек с песней «Гёрл», что означает «Девушка», Баринов мне отдал в обмен на пол-язычка с повидлом. Там было написано:
Волосы Баринов тоже отрастил под Битлов, так, чтобы закрывали уши, хотя советский школьник должен быть опрятен и аккуратно пострижен. Но въедливый папаша Вовки Соловьева заметил на родительском собрании, что длина ученических волос в сантиметрах ни в каких нормативных документах не прописана. Тогда Морковка распорядилась: до середины уха кудри отпускать можно, а потом срочно к парикмахеру. Однако Баринов нарушил указание директора, потому что мечтал походить на Джона Леннона, смахивающего, между нами говоря, на патлатого очкастого крысенка. Ирина Анатольевна как классная руководительница смотрела на эти вольности сквозь пальцы, она вообще считает, что школа не армия, всех под одну гребенку стричь не нужно. А вот каверзная Истеричка была начеку, «битланутые» попадались ей и в других классах, потому у нее на столе лежали большие портняжные ножницы. Заметив, что кто-то вышел за рамки допустимого, она незаметно во время самостоятельной работы подкрадывалась к нарушителю – чик-чик, и тому не оставалось ничего другого, как бежать в парикмахерскую, чтобы подровнять обкромсанную прическу. Витьку она обкорнала так, что страшно смотреть…