– Что вы хотите, война, безотцовщина и, как следствие, безденежье! – вздыхала Ольга Владимировна, наша учительница в младших классах.
– А пьющий папаша лучше? – трубным голосом возмущалась Клавдия Ксаверьевна, по прозвищу Иерихонская. – Последнее вынесет из дому, чтобы нажраться!
Потом и эти жертвы безотцовщины исчезли, окончив школу. И вдруг!
– Знакомьтесь, Саша Сталенков, наш новый ученик и ваш товарищ! – Морковка сообщила это таким голосом, каким в мультфильмах говорят злодеи, временно прикинувшиеся добрыми друзьями главных героев.
– Вот уж спасибо, – прошептала Чингисханша и закрыла глаза так, словно решила заранее умереть.
Сталенков многообещающе улыбнулся, показав редкие, прокуренные, местами почерневшие зубы. Он, видно, никогда не слышал визга бормашины и обманных слов врача Зильберштейна: «Сейчас будет чуть-чуть больно…» Выглядел наш новый товарищ как-то неряшливо и элегантно одновременно. Прежде золотые, а теперь алюминиевые пуговицы на груди были расстегнуты, и виднелась настоящая тельняшка. Вместо портфеля или ранца у него висела на плече офицерская полевая сумка. Видавшие виды китайские кеды он обул на босую ногу.
– Надеюсь, вы подружитесь! – ухмыльнулась коварная Норкина. – И возьмете Александра на буксир!
Девчонки фыркнули, а мальчишки опасливо переглянулись, понимая, что расстановка сил в классе серьезно меняется. Но особенно почему-то загрустил, даже сник мой друг Петька Кузин, самый сильный парень в классе.
– Садись, Саша, – ласково приказала Анна Марковна, пошарив глазами по партам. – Вон туда, рядом с Полуяковым и садись!
Еще чего! Всю жизнь мечтал! После того как Шура Казакова переехала в Измайлово, я сидел один, грустил и уже привык к вольному бессоседству, а тут, извините-подвиньтесь, к вам хулигана подселяют. Но с директором школы не поспоришь.
– Юра, я на тебя очень надеюсь как на председателя совета отряда! – со значением проговорила Морковка, довольная своим смелым педагогическим экспериментом.
– Я могу продолжать урок? – сладким, как рахат-лукум, голосом спросила Чингисханша.
– Конечно, конечно! Удаляюсь… Но запомните, гайдаровцы, вы теперь в ответе за вашего нового товарища!
Мы снова встали, откинув крышки парт, и проводили директора со всем показательным уважением. Тем временем Сталенков вразвалочку двинулся к указанному месту, подошел, небрежно кивнул мне, сел рядом и сунул в нишу под крышкой свою полевую сумку. На меня пахнуло кислым табачным духом, таким шибает в нос, едва заходишь в мальчишеский тубзик на третьем этаже.
Однажды во время каникул я забежал в школу, чтобы поменять в библиотеке прочитанную книгу, и когда поднялся на второй этаж, у меня мелькнула безумная мысль заглянуть в девчачью уборную. Зачем? Не знаю… Из любопытства. Мне мерещилось, там скрыта какая-то тайна, ведь все, что связано с женским полом, окутано стыдливыми недомолвками и непонятными словами. Вот, к примеру:
– Ну и что? – с интересом спрашивает тетя Валя.
– Пришли! – с облегчением сообщает Лида.
– А что так задержались?
– Перенервничала с отчетом, наверное, – объясняет моя ответственная маман.
Вы чего-нибудь поняли из этого разговора сестер? Я – ни бельмеса!
И что же? Там у девчонок все оказалось как у нас: те же пять журчащих унитазов с ржавыми промоинами внутри, те же умывальники с латунными кранами, из которых мерно капала вода. Но имелись и отличия. На стенах не было срамных рисунков, неприличных слов, ругани в адрес учителей-мучителей, а главное, воздух в девчачьем санузле был чистый, без прогорклого табачного марева. Пахло только свежей хлоркой и непонятными духами, неизвестно откуда сюда навеянными. Пока я размышлял, откуда тянет ароматом, в туалет зашла Марфа Гавриловна, увидела меня и закричала, грозя шваброй:
– У-у, охальник, ты что тут забыл?
Я объяснил, что задумался и ошибся.
– Еще раз ошибешься – за ухо к Марковне отведу!
Что за дурацкая манера у взрослых хватать детей за ухо и тащить на расправу? Уши – самая трепетная и чуткая часть головы, недолго и оторвать. Кто будет отвечать? У Лемешева после того, как нас застукали на просеках во время незаконного поедания дачной клубники и отвели к Анаконде, ухо потом неделю было похоже на лиловый пельмень, хотели уж в Домодедово везти, но потом опухоль спала, возможно, после слов медсестры о том, что понадобится хирургическое вмешательство.
Сталенков тем временем быстро обживался за партой, изучая следы, оставленные на деревянной поверхности прежними поколениями жертв школьной программы. Поскольку крышку после окончания учебного года регулярно заново красили, старые надписи заплыли и едва читались, от них остались лишь малопонятные углубления. Я искоса разглядывал нежданного-негаданного соседа: расплющенный нос, над толстыми губами темный пушок, под глазами мешки, как у взрослого. На руке, между большим и указательным пальцами, синела пороховая наколка «Саша». На шее виднелся лиловый след, похожий на засос. Из-за такого же пятна на том же примерно месте в этом году Вальку Малахову из первого отряда посреди смены отправили домой. Когда за нее пришла просить вожатая, мол, дети просто баловались, Анаконда пришла в ярость: