— Гражданка, сядьте и пристегните ремень. Самолёт готовится к взлету, — хрупкая стюардесса в узкой юбке-карандаше чуть ниже колен храбро бросилась на «танк».
— Да вы знаете, кто я⁈ — громогласно объявила толстуха, разумеется, продолжая стоять в проходе.
А самолёт уже действительно притушил свет и медленно стал выруливать на взлётную полосу.
— Не хулиганьте… Прошу вас, сядьте на место, — стюардесса вдруг сбилась, растерявшись.
— Сяду! Только уберите эту… сперму! — взвизгнула тётка и с размаху пнула контейнер ногой.
Весь салон тут же повернул головы в нашу сторону. Ещё секунда — и возле заветных сосудов будто из воздуха материализовался Вепрев. Наверное, телепортировался. Иначе не объяснить.
— Я тебе ноги поотрываю, если ещё раз пнёшь, — зло прошипел он тётке.
— Мужчина, вы тоже займите своё место! — требует храбрая стюардесса.
Реально она большого мужества человек — Вепрев сейчас страшен в гневе. И несмотря на свой невеликий рост, он не выглядит лохом, в отличие от меня — в несолидной джинсовой варёнке. На пиджаке именитого земляка позвякивают значки, ордена, медали — Герой Соцтруда, между прочим! Дерзить такому⁈
Толстуха сникла, забормотала что-то себе под нос и стала пробираться к своему креслу. На этот раз я ловко успел убрать ноги — Чингачгук дважды на швабру не наступает! Ну, хорошо: два раза может наступить, но три — уже нет!
— Коля, ты-то чего молчишь? — сверлит мужа взглядом тётка, усевшись на свое место.
Чего она от него ждёт? Что он сейчас ринется врукопашную и выкинет контейнеры в иллюминатор? Да дядя вообще на бойца не похож. Вот совсем.
— Ты не понимаешь, Мая, — это Вепрев! — будничным, даже несколько скучным, голосом отвечает тощий дядя.
Видимо, для него такие наезды — дело привычное. Он давно адаптировался и теперь реагирует на психи и замашки своей важной супруги с олимпийским спокойствием.
— А я Штыба! — зачем-то похвастался я.
— Штыба? Начальник хозуправления крайкома КПСС? Не может быть! — не поверил мне сосед слева.
Глава 32
— Это который Штыба?.. — плюгавый мой сосед вдруг выдал на лице сразу две эмоции: удивление и осторожный испуг. И театральный критик во мне тут же сказал: «Верю!»
— Ну-ну, — усмехнулся я, подбадривая.
Но флегматичный сосед уже опять ушёл в раковину своего безразличия и на меня даже не смотрит. На толстуху же моё саморазоблачение не произвело ровным счетом никакого впечатления, но, напуганная дядей в дорогом костюме и с высшей наградой Родины на груди, она притихла.
Я уснул, но вскоре был безжалостно разбужен стюардессой. Обед! Чёрт, забыл предупредить, чтобы не будили.
Раздали еду — всё аккуратно упаковано, с эмблемой «Аэрофлота», в серебристых коробочках. Для меня это уже привычно, а вот девица сзади живо радуется каждой мелочи.
— Ох, ты… соль! Перец!
Она будто в первый раз летит. Или, может, как сейчас модно шутить… с Урала?
— А это что? Салфетки? Кофе! Растворимый!
Точно — с Урала. Как Ельцин. Или, скажем, Костя Цзю. Интересно, фильм с этим дурацким мемом уже вышел или нет?
Эта она ещё моего обеда первого класса не видела. У меня, к примеру, на столике красуется миниатюрная розеточка с чёрной икрой.
Проглотил еду — даже не заметил. Сухой закон ещё никто не отменял, но в первом классе уже наливают — вино, шампанское… даже водку. Вот в прошлом году, помню, спиртного не давали вообще. А теперь — пожалуйста. Послабление вышло, впрочем, незаметное для большинства. Я, разумеется, злоупотреблять не собираюсь — надо в форму возвращаться. Решил: если получится, поеду на чемпионат мира. Всё-таки в Москве, далеко ехать не надо. А потом — всё.
Сзади слышу восторженные возгласы девицы по поводу эконом-обеда простых пассажиров: курочки с рисом и булочки с джемом.
— А тут ещё… салат! И десерт есть? Да тут как в ресторане, — задыхалась она от восторга.
М-да… Хорошо, когда отдельный салон под первый класс. Но в этом рейсе таких мест — всего шесть. И все прямо в общем салоне. Сейчас, впрочем, уже можно и не шифроваться особо. Кто хочет — тот выделяется, чем многие кооператоры и пользуются. А мне плевать, что и поднос у меня больше, и салфетки — тканевые, не бумажные, и еда — на нормальной фарфоровой тарелке, не в фольге. Пусть завидуют молча.
— Парень, а парень, ты мне свою шоколадку не отдашь? — стучит по лысине вроде как показавшаяся мне сначала приличной девушка.