Когда мы вошли в дом, Джемма с Эттой отделились и углубились в особняк Уилсона, полный людей в сияющих нарядах и с натянутыми улыбками. Я проигнорировал толпу и огни города за гигантскими окнами, утопающими в мраморе и стекле, и сразу направился к бару. Мне нужно было хоть чем-то заполнить пустоту, оставшуюся после её прикосновений… и тех воспоминаний, что она невольно разбудила.
С бренди в руке я обернулся и оказался окружён толпой из индустрии — актёры, актрисы, режиссёры, продюсеры. Все наперебой поздравляли, расспрашивали, над чем я сейчас работаю, хотя любой, кто хоть что-то значил, уже знал ответ. Всё это время мои глаза тянулись к Джемме. Это обтягивающее чёрное платье заставляло меня мечтать о том, чтобы снять с неё тонкие лямки зубами, отодвинуть подол и исследовать пальцами и языком всё, что скрывалось под неоново-розовыми трусиками, которые я мельком увидел в машине.
Она вышла на террасу через распахнутые французские двери, и мне до боли захотелось пойти за ней, но я заставил себя остаться рядом с голубоглазой шатенкой передо мной. Фелисити Брэдшоу — моя партнёрша по фильму Завтрак и всё такое. Хотя съёмки ещё не начались, я уже устал от неё. Возможно, потому что знал, чего она хочет: связать своё имя с моим не только ради фильма, но и чтобы подняться с уровня B-актрисы. Это неприятно свернуло боль прошлого в груди. Я больше не собирался быть для кого-то грёбаным трамплином.
Я вежливо, насколько мог, отстранился от Фелисити и позволил ногам отнести себя на улицу. Джемма стояла, опираясь на перила, залитая лунным светом, и смотрела на сверкающие внизу огни города. Ветер стал сильнее, и несколько прядей вырвались из её причёски, закружившись вокруг лица.
Моё тело мгновенно отреагировало на эту потрясающую картину, и мне потребовалась почти целая минута, чтобы взять себя в руки и подойти к ней. Я облокотился на перила рядом, и наши локти соприкоснулись, посылая по телу волну тепла.
— Бен Уинтерс не выиграет «Лучшего актёра», — сказал я, нарушая тишину.
Она посмотрела на меня, в глазах мелькнула искра, прежде чем она слегка отодвинулась. Густые ресницы медленно моргнули, взгляд скользнул к моим губам и обратно. Потом уголки её глаз прищурились, когда она мягко улыбнулась.
— Не ожидала, что ты окажешься таким чувствительным.
— Я не чувствительный, — ответил я. — Просто говорю как есть.
Она рассмеялась, и этот мягкий звук пронёсся по моим венам, будто ток.
— Боже, у тебя правда гигантское эго, — сказала она, улыбаясь шире.
— И не только эго, — подмигнул я.
Она закатила глаза, проигнорировав мой намёк и с жаром принялась перечислять все причины, по которым Бен был серьёзным претендентом. Дело, по её словам, было не только в актёрской игре — важны были и сценарий, и момент выхода фильма на фоне индустрии. Каждый её аргумент был неожиданно проницательным — умным, выверенным. Мы немного поспорили, я тоже упомянул, что мне понравилось в фильме Бена, но и указал на то, чего, по моему мнению, в нём не хватало.
Этот спор словно оживил её. Она стала жестикулировать, говорить с такой страстью, что я не мог оторваться, всё ближе наклоняясь к ней, пока между нашими лицами не остались какие-то миллиметры. Её глаза сияли, а губы были изогнуты в улыбке, как будто этот разговор действительно приносил ей радость, и одна только мысль о том, что она может быть счастливой рядом со мной, пронзила меня до глубины души.
Я поднял руку и коснулся уголка её губ. Её улыбка исчезла за лёгким вздохом, когда мой большой палец скользнул по нижней губе. Желание и что-то более глубокое, первобытное, будто зов изнутри, пронеслось по мне — жгучее желание сделать её своей.
— Они сводят меня с ума уже несколько недель, — прошептал я, останавливая палец в середине её губ.
Дыхание у неё сбилось, и глаза в ответ поймали мой горячий взгляд. Но вместо того чтобы поддаться этим чувствам, она отодвинула мою руку и снова повернулась к пейзажу, раскинувшемуся перед нами. Её снова пробрала дрожь, как тогда, когда она вышла из лимузина.
— Тебе холодно, — сказал я, стянул с себя пиджак от смокинга и накинул ей на плечи.
Она замерла, взглянув на меня из-под роскошных длинных ресниц.
— Что ты делаешь?
— Проявляю галантность, — ответил я, хотя правда была в том, что я не хотел быть джентльменом. Я хотел увести её в гостевой домик на заднем участке поместья Уилсона, где я жил, и поглотить её, пока вечеринка гудела фоном.
Она чуть покачала головой.
— Нет… Я не об этом. Что ты делаешь здесь со мной? Флиртуешь. Решил приударить. Я ведь совсем не твой тип, и уж точно не из тех, кто соглашается на одну ночь с известным актёром только ради галочки.
Одна мысль о том, что с ней у меня может быть только одна ночь, снова разбудила это безумное, первобытное чувство. Как будто я знал с какой-то нелепой уверенностью: нескольких часов с ней мне никогда не хватит.
Я осторожно заправил выбившуюся прядь волос за её ухо.
— Ты совсем не похожа на женщину на одну ночь, Джемма, — мягко сказал я.
— Я серьёзно… Рекс, — ответила она, с трудом сглотнув, будто произнесение моего имени одновременно причиняло боль и было чем-то прекрасным. — Найди себе другую цель для охоты. Я не хочу быть твоей добычей.
Я услышал её «нет», и в груди сжалось от сожаления. Я не из тех ублюдков в индустрии, которые не знают границ. «Нет» значит «нет», независимо от формы, в которой оно сказано. Она только что послала меня. Обычно я бы развернулся и ушёл, не оглядываясь. Но боль от её слов была слишком сильной, чтобы просто уйти. Пока нет.