Самое большое удовольствие — дыхание. Чувствовать ровное дыхание, чувствовать, что ты полностью собой управляешь. Осторожно выдохнуть, ощутить, как металл отражает ваше теплое дыхание, потом глубоко вдохнуть ночной трескучий воздух; услышать ритм биения сердца. Главное — крепко не сжимать оружие, не напрягать мускулы, делать как можно меньше усилий. Вокруг вас мир может рушиться, но вам надо оставаться спокойным, невозмутимым, сосредоточенным на цели, на мишени. Ваши самые надежные союзники — спокойствие и профессионализм; надо быть умным, быстрым и досконально знать себя. После гор, прочих абсурдных экспедиций, бесцельных маршей по холмам, после вражеских никогда не сдающихся баз нас отправили в город. Я был так счастлив разделаться с глупостью, бесцельной тратой энергии и боеприпасов, что целиком отдался стрельбе. Как в первые дни. Я снова нашел хорошо оборудованный пост часового. Днями и ночами напролет я тренировался, стрелял в чаек, движущиеся машины и неподвижные мишени на границе поля зрения прицела. Я стал еще круче.
Я уже больше почти не возвращался домой. В доме пахло курятником, грязью и скотиной, как в клетке. Мать не мылась, ничего не убирала, не знаю почему, но я не осмеливался сам ее вымыть, мне казалось, что это унизительно и для нее, и для меня. Она переживала странный период, видимо новую стадию болезни; в течение нескольких часов она бывала удивительно покорной, почти нормальной, пила лекарства, ела то, что я ей оставлял, а потом, всегда в одно и то же время, во второй половине дня, она останавливалась, как часы, у которых кончился завод; рушилась в кресло, голова падала на грудь, она вроде засыпала и тихо шептала то ли бесконечную молитву, то ли жалобную песню. Затем ровно в одиннадцать вечера она шла спать, чаще всего в слезах, и на следующее утро вставала всегда в одно и то же время.
Приходил ли я в полдень, в три часа или посреди ночи, я точно знал, где ее застану: в кресле, в постели, а если утром — то за разговором о своих воспоминаниях. Ее любимой игрой было отщипывать от хлеба крошки и предлагать эти кусочки по одному воображаемым гостям. Я запретил соседке ее навещать, потому что стыдился запущенного дома, но предполагаю, что та все-таки заходила: пару раз мне показалось, что мать вымылась.
Мой пост стал истинным домом. Настоящей квартирой. В одной из комнат в стене была пробита большая дыра, идеальная для обстрела. Я поставил раскладушку, плитку, все, что нужно. Время от времени заходили ребята: глотнуть на крыше свежего воздуха и принести мне еду. Зак остался на Юге. Напоследок мы только обменялись взглядами, когда я уезжал, постояли молча долю секунды, говорить было не о чем.
Воспоминания о Мирне тоже потихоньку стирались. Порой, когда в окуляре возникала девушка, вроде на нее похожая или того же возраста, я снова видел ее в постели, представлял ее голой, и часто выстрел срывался из-за чувства, из-за желания. Я не забыл ее унизительный уход, но ярость постепенно стихала. Я, видимо, думал, что она больше не вернется, а может, что она умерла. Ночью временами мне чудилась всякая эротика, что я ее целую, раздеваю, но воспоминания становились все менее живыми, менее реальными, будто слабели.
К счастью, я стрелял круто как никогда.
Бывали дни, когда я спокойно сидел один на посту с винтовкой, как хищная птица, и понемногу из сознания вытеснялась мысль, что вокруг существуют иные миры, иные птицы, иные истории, имеющие для моей вселенной последствия, о которых я и не подозревал. Я хорошо понимал, что все эти жизни — лишь свободно плавающие рядом круги, порой пересекающиеся, в точности как жизнь мирного жителя случайно пересекается с линией прицела, ведь именно в эту минуту я смотрю на него, а он в эту же минуту думает, что его мир недосягаем, и ни о чем не подозревает, находясь в сложной геометрии окружностей, прямых и пересечений; я не знал, что окружность, которую я пересек пулей, косвенно уже повлияла на мой собственный мир, что каждый выпущенный патрон постепенно изменял выстроенное мной равновесие, пока не нарушил его, и что в действительности все эти круги, прямые и траектории связаны в таинственном пространстве.