Предисловие
Весь Нью-Брансуик всколыхнуло событие, случившееся с Эвалин Честер. Все знали сюжет смерти 60-летней женщины, добродетельницы и хорошего человека. Также знали, почему обессиленный, полный мольбы плач, сменялся истерическим смехом каждую чертову ночь. Знали, когда именно зарешеченные окна дома Эвалин начнут испускать изощренные вопли, часто не принадлежащие самой Эвалин. Знали, когда ожидать скрипов стола, цоканье чего-то крепкого и острого о плиточный пол. Знали, когда именно бледный свет из кухни начнет издеваться над газоном, как если бы кто-то загородил собой лампочку, и резко отстранился. Эти две недели ужаса стали для всех страшным сном, что они обязаны проживать наяву. С открытыми глазам и активным мозгом.
«Валлок» - это имя, которое в Нью-Брансуике теперь до ужаса бояться местные, было выцарапано по всему дому, после обнаруживания истощенного тела Эвалин. Женщина, - говорят свидетели, - похудела за две недели более, чем на 20 килограмм. Лицо пухлой Эвалин стало быть похоже на пластмассовую маску: скулами можно было пилить доски, а кожа обтянула кости носа настолько, что нос-картошка стал быть похож на орлиный клюв.
Опрашивая полиция соседские дома, все твердят в один голос - «Мы правда не знаем, что нам делать. Эти звуки и голоса навсегда в нашей памяти. Каждую ночь теперь мы просыпаемся, ожидая тех страшных вещей, что еще недавно творились на этой улице. Это было просто ужасно. Многие переехали еще до смерти Эвалин».
Каждый кто произносит чертово имя, бывает готов, что кто-то сейчас на него косо взглянет, неся во взгляде отчетливое недоверие и мольбу за исцеление его души. Имя «Валлок» отныне запрещают произносить детям, ибо не знают наверняка, что может случиться. Они боятся больше собственной смерти повторения событий, начавшихся 6 августа и закончившихся 20 августа в солнечный прекрасный день.
(ЕСЛИ НРАВИТСЯ, ТО ПРОШУ ДОБАВИТЬ К СЕБЕ В БИБЛИОТЕКУ, ЧТОБЫ Я ЗНАЛ, ЧТО ЭТА ИСТОРИЯ НРАВИТСЯ ХОТЬ КОМУ-ТО!!!!!)
Глава 1: поникшее солнце
Наше время...
Я уже испытывала это чувство. Когда на внутренней стороне груди будто бы кто-то оставил грязный отпечаток чьего-то ботинка, и слякоть начинает таять, таять, таять, пока резко не рухнет прямо в кишечник, заставляя тело отреагировать. Страх. Это чувство я называю страх, проникающий по крови до мозга костей.
Случившееся, - но уже с легкостью каждый может сказать «оконченное» пару дней назад событие, - никак не может меня отпустить из своего плена. Слыша бой твердой ножки стола о не менее твердый пол в те ночи, глаза сами по себе начинали вырабатывать слезы. Но потом начиналось все, что мне уже приходилось переживать прежде: назойливый демонический смех, ржание с сотню коней, пугающие шлепки пощечин, отпущенные кем-то сверхсильным; нарастающий стук ложек о жестяные банки. И все это начиналось всегда с одно и того же, в одно и то же время - с лакирующей дух песни сойки, которая начинала свой концерт всегда в 4 часа утра и 44 минуты. Она бывала вестницей кошмара.
Я никогда не подходила к окнам, наступая на пятки четвертый час утра. Думать о сне, где возможно все будет хорошо, и вовсе никогда не бывало в моих планах. Только мертвый может не распахнуть в холодном поту глаза, услышав он за окном столь изощренные и мало допускаемые слухом частоты.
Также, как и всем моим соседям, мне пришлось худо. Но в отличие, например, от бедной старушки Нэнси, что чуть было не отправилась за Эвалин после последней из подобных ночей, я была более-менее морально готова к салкам с проникающим даже в поясницу страхом, так как имела с этим дело, как сказала раннее.
Выхожу на улицу, и серые кирпичи домов сразу же наполняются влагой, меняя свой оттенок от только что начавшегося проливного дождя. Капли все усерднее стали барабанить по асфальту, пытаясь уничтожить успевшие уже опасть, желтеющие листья клена. Почти неделю никто кто осмеливался выходить на улицу, настолько давил дом Эвалин Честер на психику людей. Ходили за покупками до наступления темноты, а некоторые даже переезжали на неопределенный срок к своим близким и друзьям, пока не найдется разумное объяснения тому, что происходит по ночам в этом дьявольском двухэтажном доме с бежевой крышей.
Но сейчас всем известно то, что стало известно мне еще в первую ночь, начав безликий демон творить свои дела. Я не хочу называть его имени лишний раз - я до сих пор боюсь его. От него нельзя чего-то ожидать, можно только предугадывать. Я не знаю, что ответит человек, встретившийся с этой тварью лицом к лицу, спросив вы его, считает ли он его хуже сатаны, но заверяю вам - он намного хуже дьявола.