- Отпусти меня, ублюдок! - скулила я, стараясь не падать на живот. Выставила руки перед собой, набирая воздуха в рот.
- Ты подумала о ребенке? Или мама была права? Он не мой?
- Это твой ребенок, я могу тебе доказать! - вчерашняя глупость сегодня мне казалось уже одним из вариантов спасения.
- Пошла ты в задницу, потаскуха!
Набравшись мужества, я со всей силы ткнула локтем его в область мочевого пузыря, надеясь, что этот ублюдок наконец сдохнет. Больше сил терпеть его у меня нет. Я слишком устала. Потому и закурила пару минут назад. Эта сигаретка не навредила бы моему малышу!
- Сучка! - с особой злостью выкрикнул Мэтью, и, взяв меня за влажную от слез щеку, ударил головой о нижний ящик тумбочки, на которой стояли книжки. Помню, эти книги с собой привезла я, когда только начинала жить с этим тираном.
В глазах с каждой секундой становилось все темнее, а боль проходила. Голова стала неметь. И руки тоже. Плечо тоже перестало болеть. Я словно вылезала из своего тела. Слышала чей-то тонкий, противный голосок. Это был голос не мужской, и не женский. Он был нечеловеческий. Слова я никак не могла разобрать.
Открываю глаза, чтобы взглянуть этому существу в глаза, но увидела перед собой только легонько покачивающуюся люстру с множеством звенящих на ней стеклышек. В комнате было темно. Свет нигде не горел. Его некому было включить.
Вместе с нарастающей в левой части головы болью, память начала заполняться фактами: муж меня опять избил, его мама узнает о сигарете, и будет меня попрекать за это несколько лет; утром папа позвонил мне спустя года разлуки, попросив меня навестить его. Но куда мне деваться? Мэтью меня убьет, застукав на пороге с собранными вещами.
Слезы побежали по щекам, засыхая на жакетке. Когда я начала нормально дышать, запах крови вонзался мне в ноздри. Это так пахнет моя собственная кровь, я помню этот запах. На полу тоже было несколько капель крови. И на ручке ящика огромной белой тумбочки.
- Господи, за что мне все это? - ухватившись за край стола, я еле-еле встала с пола и рухнула на диван, на котором обычно весь день проводит миссис Ренар - стерва, породившая этого монстра. Дверь была нараспашку открыта, и тогда ко мне пришел ответ, почему дома так тихо - муж ушел. Обычно он никогда не молчит, когда дома.
Прокручивала в голове этот противный смех. Кто-то был здесь, пока сознание мое витало по дому? Этот смех был ужасен. Какой бы монстр не был мой муж, его смех красивый и брутальный. Это точно был не Мэтью. Его мама может? Призраки бывших хозяев дома?
Плечо настолько сильно ныло, что держать рот закрытым у меня выходило за этот день хуже всего.
Приложила холодную ладонь к голове. Кровь. Много крови. Кровь до сих пор сочилась из раны под моими каштановыми волосами. Ею можно было написать малый натюрморт. Кровавый закат...
Преодолев адскую боль, я встала и добралась до кухни. Открыла самый верхний ящик серванта, и выкопала из-под старинной жестяной банки кофе серый пакет. В этом пакете был «Метадон». Я знала, что когда-нибудь наступит такой день, когда станет очень больно, и я смогу принять эти наркотические таблетки. Сейчас мне как раз нетерпимо больно. Я не смогу выдержать моральную и физическую боль в таких дозах. Не сейчас.
- Давай же, - пыталась разодрать скотч, намотанный в несколько слоев на этот пакетик ногтями. Темно-алая кровь несколько раз приземлялась с кончиков волос на мои руки, заставляя меня вспоминать, какого это испытывать наступающую тошноту.
По ушам ударило резкое восклицание птицы, и пакет выпал от неожиданного звука в такой бездыханной, у меня из рук. Это был тоненький, но прекрасный голосок. Голосок сойки-пересмешницы. Но откуда ей взяться в таком месте, как туманном и сером Бофорте? Да еще и на ночь глядя.
- Кыш! - выпалила я. Мой голос дрожал.
Сойку-пересмешницу было видно не столь хорошо. Я видела за пыльной форточкой птичью тень. Она не двигалась. Затем она растворилась в воздухе - за одну единственную секунду птицы не стало. Но она не вспорхнула. Просто растворилась.
Высыпала несколько таблеток в кружку со вчерашним и уже холодным кофе, и за раз опорожнила его. Наркотик мгновенно отравил кровь, и голова стала тяжелеть. Серебристый свет луны освещал всю кухню, и глаза стали дико болеть. Но вместе с тем, боль, подаренная мне мужем, стала отступать. Метадон стал помогать.
Добралась до комнаты и легла спать. Погружаясь в сон, слышала, как застучала парадная дверь из темного дерева. Слышала, как стул на первом этаже начал скребсти плитку. И вконец тот самый смех, который слышала, пока была без сознания: противный и заставляющий тело дергаться от непривычного баритона. Я такой смех никогда за свои 32 года не слышала.