- Муж.
- Квентин? Он что, изменяет?
- На счет этого не знаю, но стал в последнее время разговаривать со мной на повышенных тонах. И виски заменил ему работу, - у нее был такой подавленный голосок, что на секунду мне показалось, что именно из-за этого она меня и пригласила в гости - чтобы излить душу, стоя у кухонного окна, откуда видно горы, холмы и туман. - Только лишь за этот месяц он дважды увольнялся.
- Это хреново, - села за стол, набирая на подушечку указательного пальца мизерные крошечки сахара. Подумала бы, что Морин неуклюжая, но ведь у нее есть две маленькие дочки, на сколько мне известно. С одной я знакома. Вторая на момент нашей с Морин последней встречей была только зачата.
- Это мало сказано.
Послышался громкий, отчетливый стук. Гудящий скрежет чего-то тяжелого о пол. Стук. Стук. Затем приглушенный смех и вновь все это по новой.
Это меня заставило напрячься. Черт возьми, это такие знакомые мне звуки. Только недавно я перестала их слышать из окна, а еще раньше я избавилась от них, проживая в Бофорте. При первом моем знакомстве с демоном, до смерти измучивший Эвалин.
- Ты слышишь?
- Да, - ответила мне Морин, вытаскивая одежду из стиральной машины, находящейся почему-то прямо на кухне. Взяла красный тазик в руки и понесла его в ванную. Я проводила сестру до ванной взглядом, а вернув взгляд на место, о страхе меня уведомило белое личико девочки с нарумяненными щеками и синими глазами, словно избитое ногами лицо.
- Изабелла? - я очень боялась услышать от этой девочки в бледно-желтом платье что-то странное или пугающее. Надеялась, что это дочь Морин.
- Да, - сказала она, и я выдохнула. - А как вы узнали мое имя?
Улыбку после бурлящего в сердце страха, естественно, нарисовать на лице сложно, но у меня вышло.
- Мы с тобой знакомы. Я кузина твоей мамы, - протянула руку к груди девочки. - Меня зовут Тамара. Будем знакомы во второй раз.
Девочки взяла меня обеими, не столько большими ладонями за руку и потрясла сильно, что только набрала силенок. Нас обеих это одновременно рассмешило.
- А что у тебя с лицом такое?
- Мы с сестрой накрасились. Правда красиво?
Ярко-синие тени настолько густо были нанесены на лицо девочки, что моя ладонь перекрасилась из бежевого в голубой, погладив я Изабеллу по пухленькой детской щечке.
- Изабелла, а где Тина? - вдруг возникла Морин.
- Наверху, - прощебетала она, не в силах сдерживать поток смеха от моих пальчиков, вонзающиеся ей в бока. Так делал мне папа в детстве, когда видел на моем лице хоть ноточку разочарования.
- Ты же знаешь, что нельзя оставлять ее одну!
- Ладно.
Я отпустила русоволосую девочку с колен на полосатый линолеум, и забрав свое пальто со спинки стула, направилась ко входной двери, напоминающая мне дверь дворца графа дракулы.
- Я заберу сумки, - осведомила я Морин.
- Тебе помочь?
Я была уже почти на улице, поэтому некоторые из произнесенных Морин слов, растворялись в ветре, залетающий через полуоткрытую дверь прямо в светлую и уютную прихожую.
Темнело. Улица становилась все менее заметна, а фонари никто не включал. Похоже, что темноту здесь любят. С каждым новым дуновением, ветер пах по-иному: засохшей травой; сыростью; гниющими фруктами, росшие на произвол судьбы; и мельком можно было даже распознать вонь мертвечины. Соседский пес кажись недавно отправился в рай для собак.
Вдалеке загавкала свора собак, и это показалось мне смешным, вспомнив я свои слова о похоронах пса и его будущем месте для проживания - собачьем рае.
Счастливого пути, песик!
Вытаскиваю последнюю сумку из салона машины. Вдруг снова слышу стук. Но этот отличался тем, что удар был деревянный, такой мягкий и глухой. Деревянный.
Блокирую двери автомобиля и начинаю прислушиваться. Кроме ветра ничего не слышала, но в один момент все-таки мне удалось расслышать тот же самый стук. Он исходил из сарая. Я должна была проверить, что заставляет деревянный стены сарая «вскликивать».
Отодвигаю дверь сарая, сделанная под «шкаф-купе» и вхожу внутрь, сразу же оказываясь одной ногой в навозе, смешанный с порубленной травой и сеном. Эта смесь была не влажная, и это меня обрадовало больше всего на тот момент.
Задерживаю дыхание, чтобы снова получить «дозу» стуков. Вдруг мне снова повезет, и этот редкий звук меня уведомит о своем существовании. Может даже расскажет, кто его породил.
Стук!
Марширующим шагом спешу к стуку, и вскоре нахожу очередную обветшавшую сырую стену бежевого оттенка. На ней висели разноцветные пилы, потерявшие свой цвет плакаты, края которых задирал прохладный ветер, смешавшийся с моросящим дождем. Крыша этого сарая только на половину закрывает все находящееся в нем, и именно эту часть с плакатами, моросняк все же настиг. Так же к стене были прибиты пластинки, которые перестали слушать очень давно, но и при особом желании бы этого никто не смог сделать - гвоздь был забит прямо в них - в самое сердце.