Меня между тем уже подвели к алтарю — так, кажется, это у них называется? — будущая теща больно ущипнула меня в районе ребер и прошипела:
— Если бы я знала, что вы хотите осрамить мою Вавочку, я ни за что не согласилась бы… Где вас носит, бродяга этакий?!
Тут меня поставили на коврик рядом с Вавой… То есть что я говорю: поставили?.. Меня стоймя положили, если можно так выразиться… Священник уже весь в чем-то блестящем, как самовар, подошел к нам и, перекрестивши нас, начал читать, что положено…
Но, по совести сказать, я его не слушал, я вертел головой все время, чтобы высмотреть: вошел в церковь Степан или нет?.. Поглядел налево — вроде его нет… Стал озираться направо… Так и есть! Вихров пробирается поближе к нам — видать, он в свою очередь ищет меня…
Я тогда бросаю священнику и Ваве: «Извиняюсь, я — сию минуту!» — и отхожу к Степану.
— Вот, — говорю ему, — чудаки!.. У них — свадьба, а из меня они строят какого-то дружку или служку… в общем, берут на пушку!.. Хе-хе-хе…
Вихров смотрит на меня с явным подозрением. И тут братец Вавы — здоровый парень, надо сказать!.. — вместе с теми же шаферами опять хватают меня, будто пьяного, которого надо вывести из пивной, и тащат обратно к попу. Я успеваю засмеяться фальшивым смехом и крикнуть:
— Ой, осторожнее! Я щекотки боюсь… Степа, хе-хе-хе, выручай!
И вот я опять перед священником. Вава шипит:
— Ты будешь венчаться в конце концов?!
Поп начинает бормотать свои тексты. А меня корежит в буквальном смысле. Я все изгибаюсь назад, чтобы узнать: что там Вихров — наблюдает ли он за выполнением данного религиозного предрассудка?
Вдруг я слышу: мне шепчет шафер:
— Отвечай же!
И он ударяет меня в спину кулаком.
— Что отвечать? Кому?
— Да священник тебя спрашивает или нет?
Я оборачиваюсь к священнику:
— Я извиняюсь, вы — о чем?
— Сын мой, хочешь ли ты взять эту девицу себе в жены?
Я опять оглядываюсь невольно в сторону Степана, а после этого говорю шепотом:
— В общем и целом, я не возражаю.
Поп отшатывается назад при таких моих словах. А теща громко заявляет:
— Это что еще за отговорочки?! Будьте любезны отвечать, как положено по религии: «да!» — и больше никаких! Ну?!
При виде ее разгневанного лица я тороплюсь сказать:
— Да и больше никаких!
Раздается смех. Даже священник начинает улыбаться. Я снова ищу взглядом Степана в надежде, что и он тоже смеется… Но — увы! — Степан Вихров стоит как статуя и сурово сдвинул брови. Я опускаю голову и опять начинаю думать: что же меня ждет по комсомольской линии?.. И, конечно, пропускаю мимо ушей очередные указания попа. Вдруг меня что-то ударяет по голове. Оказывается, что шафер, который держит надо мною ихнюю церковную корону — так называемый «венец», — ударом медного венца дает мне понять, что надо быть более внимательным. Я переспрашиваю священника:
— А? Как вы сказали?
Но тут лопается терпение у Вавиной мамочки. Она выходит вперед, за руку вытягивает меня с моего места на коврике и громко изрекает:
— Стоп, батюшка! Венчание отменяется! Видите, как он безобразничает — этот негодяй?! Ты что — срамить мою дочку сюда пришел?
Тут она в свою очередь толкает меня в плечо:
— А ну, давай отсюда сию минуту! Никакого брака не будет! Варвара, не реви! Ты не виновата, если он оказался придурком и мошенником. Я прошу все равно всех знакомых к нам домой, поскольку еда заготовлена и угощение все равно состоится! А этого типа мы на порог не пустим! Вас, батюшка, также попрошу к нам, и отца дьякона тоже, и весь вообще причт! А этот тип пусть сейчас же уходит отсюда!!
Тип — то есть я — поспешно пробирается к тому месту, где стоял Вихров, но его там уже нет. Я выбегаю на улицу — конечно, Вихрова и след простыл. Но ненадолго: на другой день меня вызвали на комсомольское бюро…
А на третий день я пошел к Ваве, как представитель уже внесоюзной, или, так сказать, «беспартийной молодежи». Хотел объяснить ей и ее мамаше: мол, так и так, поскольку меня все равно из комсомола исключили, то я согласен венчаться явным образом при любом параде. Но мамаша сама вышла ко мне навстречу, оттерла меня из передней на улицу и там сказала:
— Вашей ноги больше у нас не будет. И вашей руки моя дочь не примет. И вашей рожи мы не хотим больше видеть. Вы нас осрамили в церкви, и все кончено!