Я ей просто со слезами отвечаю:
— Тогда за что же я вылетел из комсомола?! Больно уж густо все на меня одного!
Но мамаша заперла дверь изнутри и ни на какие стуки не открывала. Хотели они меня еще облить чем-то с мезонина, только я не стал дожидаться, когда мне плеснет на голову, а отскочил в сторону и пошел себе домой…
Вот что сделал со мной слабый характер!..
ХАРАКИРИ
Директор трикотажной фабрики товарищ Петрищев, Иван Степанович, говорил по телефону из своего кабинета. Говорил, сильно заикаясь и растеряв все свои уверенные интонации бывалого руководителя. А секретарша директора, стоя в дверях, шепотом предупреждала входящих:
— Тсс!.. Тише, пожалуйста! Закройте там дверь!.. Ивана Степановича вызывают к министру!..
Петрищев, делая глотательные движения пересохшим внезапно ртом, повторял в трубку:
— Слушаюсь. Понимаю. Через полчаса разрешите быть у вас?..
Он положил трубку, вытер пот на лице и на шее, сел в свое кресло и каким-то вообще-то несвойственным ему рокочущим голосом сказал главному инженеру и коммерческому директору (всех прочих секретарша успела выгнать):
— Ну вот. Доигрались. С чем вас и поздравляю… Вызывают к самому, — слышали?
Оба помощника вежливо помолчали, как молчат, узнав о смерти кого-то, а потом коммерческий сказал:
— А зачем вызывают? Как вы думаете?..
— Обнять и поздравить с днем ангела! — съязвил инженер. — Ясно зачем: уж, наверное, что-нибудь такое «выдающееся» из нашей продукции попало на глаза там в министерстве…
— Но что именно? — развел руками коммерческий и блудливо глянул на Петрищева.
— Не знаете? — продолжал главный инженер, — а я скажу. Кофточки, которые вы третьего дня отгрузили в универмаг.
— Кофточки? В универмаг?! — коммерческий директор очень неубедительно разыграл недоумение.
И тут вступил в беседу сам Петрищев. Все еще невнятно рокоча слова где-то в глубине глотки, он переспросил:
— Не знаешь, какие кофточки? А я тебе напомню какие: те бурые с серыми зигзагами на боках.
— Ах эти… а разве… Как будто бы мы их решили не отгружать… тем более… хотя — позвольте… кажется, да. Небольшую партию мы все-таки Кировскому универмагу…
— «Небольшую»! — не унимался инженер. — А сколько штук этих балахонов надо увидеть министру, чтобы оценить по достоинству и фасон, и красители, и качество вязки, и…
— Ладно! — отрезал вдруг Петрищев окрепшим голосом. — Что-то ты уж больно разошелся, инженер! Будто эти кофты не под твоим техническим руководством создаются…
— Под моим… Не отрицаю. Но я просил их слать прямым рейсом — на периферию. Деревня все возьмет!
— А вот и нет! (Это сказал коммерческий.) Вы теперь забудьте, что деревня все кушает. Мне на той неделе такую рекламацию прислали за рейтузы — и откуда же? — из Весьегонского района! Из самой глуши, ежели по-старому считать…
Директор, не слушая больше, поднялся и пошел к двери.
— Машину мне! — крикнул он в смежную комнату. А затем, повернувшись к своим помощникам, добавил: — Но хотел бы я знать: кто мог навести министра на эти кофты?!
— Я знаю — кто! — без паузы отозвался главный инженер, — наш моторист Мирохин. Кто же еще? Вы помните: как он обо мне и о вас говорил на производственном совещании?.. Прямо так и сказал: не перестроимся, дескать — это мы, то есть, с вами, если не перестроимся, — так он, видите ли, обратится в печать. А зачем ему — в печать, когда проще воспользоваться теперешним моментом — и письмишко туда…
— В министерство?
— Угу. А как же? Ох, я этого типа давно раскусил!.. Удивляюсь только, Иван Степанович: почему вы его до сих пор терпите на фабрике?! Я даже так скажу: держать Мирохина у нас на предприятии, с вашей стороны, — просто самоубийство! Харакири, — как говорят японцы.
— А ты тово, — угрюмо произнес Петрищев, — ты составь приказ об его… ну, вообще об отстранении от работы. Конечно, мотивчики подбери поосторожней… И все! И отчислим. Мне тоже, знаете ли, свои нервы дороже. Никаких «харакири» мне не требуется!..
Снова помощники замолчали и поиграли бровями в знак сочувствия.
А через сорок минут Петрищев несмело входил в кабинет министра, на всякий случай захватив с собой в портфеле бухгалтерские балансы фабрики за последние четыре года.
Министр привстал навстречу, пожал Ивану Степановичу руку и сказал:
— Пожалуйста, садитесь… Вы меня извините, если я посмотрю при вас вот — бумагу?..
Петрищев вежливо зашипел в знак того, что ни в малой мере не возражает, и опустился в кресло у самого стола.