Он не был идеалистом и искателем приключений – и не давал их искать другим. Он научил меня тому, что еще никому не удавалось – бережному отношению к деньгам. И если бы Киран был жив, наверняка не случилось бы всего, что было дальше.
…После того, что с нами сделала Лиз, мы оба просто не могли оставаться жить поблизости от нее. Киран продал часть дома, доставшуюся ему в наследство, а я – свой, в котором я когда-то надеялась прожить остаток своей жизни. Мы купили небольшую полуразвалившуюся ферму и переехали в горы. Подальше от цивилизации «touts ”.
…Из окон фермы открывался панорамный вид на зубчатую гору с романтическим названием «Чертов зуб». Добраться до нее нелегко даже в хорошую погоду: высоко в горах надо не пропустить вовремя одну из небольших грунтовых дорожек, отходящих в сторону от местной провинциальной дороги, спуститься по ней вдоль склона и завернуть за небольшую сосновую рощицу. Традиционный ирландский коттедж внутри был полутемным (в прошлом ирландские крестьяне платили налог «за солнечный свет»: чем больше по размеру окна в доме, тем выше сумма налога!), с настоящим действующим камином и с лестницей, ведущей наверх прямо посреди гостиной. Только там, наверху, начиналась его современная, пристроенная позже часть.
Два раз в год горы залиты желтым цветом: это цветет колючий утесник. В августе они наливаются фиолетовым: расцветает вереск. А зимой они частично «лысеют», когда опадает хвоя с лиственниц… В горах идет борьба не на жизнь, а на смерть – между рыжими и серыми белками. Серые пока побеждают, и местные активисты Шинн Фейн уже призвали к их отстрелу.
Весной и летом жить на ферме – не без опасностей: местная молодежь, забираясь в горы, от скуки поджигает утесник, которым здесь заросло все вокруг, а он горит почти как вата… Пожарные могут сюда добраться только вертолетом. Зимой- если выпадет снег,- отсюда не выбраться никакими силами, до тех пор, пока он не растает. Поэтому полезно иметь запасы продуктов, дрова, а также запастись электрическим генератором.
В любое время года во дворе у нас пасутся – и я не преувеличиваю! – густые, похожие на кисель облака. Так и кажется, что они вот-вот заговорят с тобой, как в сказке «Лоскутик и облако». Иногда, на удивление мне, выросшей в долине, с одной стороны дома светит солнышко, а с другой – льет дождь, хотя дом достаточно маленький. Еще у нас есть два поля, которые Киран сдал в аренду тем, у кого есть лошади, а пастбища для них нет…
Летом по горам бродят туристы, а в остальные времена года – только британские солдаты. Тренируются. В Иране ведь тоже есть горы… Некоторые восходят на вершины даже по ночам. Одного из таких искателей приключений не так давно убило молнией на самой вершине Слив Донарда . Если они заходят к нам на ферму, у меня подспудно возникает чувство, что они сейчас спросят на ломаном русском: «Где дорога на Москву?» , а потом попросят арбузов и шоколада . По возможности я делаю вид, что никого нет дома, и тихо выпускаю во двор нашу достаточно злую собаку…
Несмотря на мирный процесс и широко разрекламированную в прессе демилитаризацию, рано по утрам вдали хорошо слышны раскаты автоматных очередей: с британской базы в Балликинлере. Да, британские солдаты нынче не патрулируют улицы североирландских городков и деревен. Мирный процесс позволил им сконцентрироваться на более важных современных задачах: в Балликинлере, например, эти молодчики сейчас тренируются для предстоящего полицайствования «независимого» Косова. И наверно, очень благодарны ирландцам, что те развязали им руки. Если бы еще так же поступили и иракцы, война бы уже давно переместилась в Иран…
Нам вообще-то повезло. Подумаешь, какие неженки – стрельба из автоматов по утрам! Вот в Тайроне над деревнями по ночам летают британские вертолеты, отрабатывая атаки на населенные пункты Ирака. Но гораздо больше вертолетных лопастей оглушает нынешнее могильное молчание на эту тему ирландских «борцов за свободу». Видимо, их больше интересуют серые белки…
«Аполитично рассуждаешь», Женя, «аполитично рассуждаешь, клянусь, честное слово! Не понимаешь политической ситуации!» «Пойми, студент, сейчас к людям надо помягше, а на вопросы смотреть ширше.»
J)
Летом я сдаю комнату туристам и даже научилась готовить ирландский завтрак так, что от ирландки меня по нему не отличить. Многие туристы считают меня местной, самые проницательные думают, что я француженка или немка.
Больше к нам никто не заходит, но я даже рада этому. Если случайные люди пытаются завязать со мной разговор, я им портрет Путина показываю. Я неверующая – и не хочу оскорбить чувства верующих!- но это фото у меня дома было как крест в доме обывателя времен средних веков: отпугивать чертей. Приятно было показывать его заходящим на огонек и наблюдать их реакцию: «Чур! Чур меня!»…
Мне понадобилось много месяцев усердного самовнушения, чтобы дистанцироваться от того, чему я так искренне была предана. Чтобы оторвать себя от общения с кругами, в которых я была как юный пионер: всегда готова и никому не нужна. Сказать, что я была поражена тем, с какой скоростью последовали за моим общением с Ойшином известные вам всем здешние события , – это было бы мягко. I felt emotionally abused. Я была не поражена – за свой век я давно уже устала поражаться таким вещам. Когда сегодня с пафосом говорят «больше социализма!», а назавтра отпускают цены на хлеб. Когда сегодня говорят: «Нынешнее поколение ирландцев будет жить в объединенной Ирландии» , а назавтра стыдливо, через черный ход,- «по состоянию здоровья», «в силу личных причин» или вообще без какого бы то ни было объяснения,- потихоньку выпихивают из своих рядов тех, кто действительно посвятил достижению этого всю свою жизнь…. Что ж, «мне хорошо – я сирота» . Я этого сделать не успела.
Происходящее – и не одно только событие, а все, что я наблюдала вокруг – окончательно для меня подтвердило: если эти люди – борцы за свободу, то я – троллейбус. Armani Boys – такие же борцы за свободу, как Михаил Сергеевич – коммунист ленинского типа. Сейчас они приветствуют Джорджа Буша- он, видите ли, приедет одобрить наши местные реформы. Их мотивация – та же, что у нашего лучшего друга Мэгги Тэтчер в середине 80-х: “We have to talk to these people”. И, конечно, желательно – что-нибудь с них заполучить…
Нет даже сил возмущаться: «Мы что, американская колония, черт побери??!» Знаете что? Флаг вам в руки, ребята…
Как-то раз весенним вечером в мою избушку пожаловали агитаторы: надвигались выборы. Что ж, спасибо, что вспомнили, a chairdе .. Они несли какие-то правильные слова про интеграцию и про защиту интересов рабочих-мигрантов, повторяя почти дословно все то, что я сама говорила им лет эдак пять назад, только тогда они все это пропускали мимо ушей – не видели насущной надобности. Я попыталась вести себя как Кролик из «Винни Пуха» (помните, “А что подумал Кролик – никто не узнал. Потому что он был очень воспитанный»?) Но, когда они выразили горячее желание защищать и мои интересы, не выдержала. Я не считаю себя больше рабочим-мигрантом. Мне не надо, чтобы меня водили за ручку, как детсадовца. Я не собираюсь отказываться от своего языка, своей культуры и от своих взглядов, о которых я так долго вынуждена была молчать, чтобы «не пугать» всех воспитанных доисторическими, как динозавры, священниками в духе панического антикоммунизма. И я не буду больше никого развлекать историями из жизни моей страны, как то от меня ожидается – словно я новый в ирландском цирке коверный. Awor esei ta basta !
– Да не хочу я больше в вас интегрироваться. Понятно? И не надо меня ни от кого защищать. Как-нибудь сама, своими силами. М; f;in.
Они остались с открытыми ртами. А я потом еще долго ожидала, когда мне высадят окно…