«И никаких иллюзий насчет того, что в Европе еще якобы остались настоящие революционеры «- про себя подумала я. «-Они вымерли вместе с динозаврами, и расстраиваться по этому поводу не имеет смысла. Надо просто признать этот факт – и двигаться дальше. Можно убиваться до бесконечности, но что это изменит?» I wanted to find real comradeship… all I found was a sect of blinked experts in boasting and chest-beating . Я вовремя прикусила язык.
– И больше тебе нечего сказать?
– Мне много чего есть сказать, но какой в этом смысл? Твоей позиции это не изменит, и твои аргументы все как один будут подогнаны под то, чтобы ее оправдать. А где не получится подогнать, там будут притянуты за уши. Иначе ведь окажется, что ты зря прожил жизнь. Лишать человека такой иллюзии жестоко. И я думаю, что не стоит этого делать. А на меня твои аргументы не подействуют. И мы оба это знаем. Какой же толк в дискуссиях?
– Это очень здравая с твоей стороны мысль,- сказал он наконец таким тоном, что было неясно, говорит ли он всерьез или с издевкой.- Чужому человеку многое из того, что сейчас происходит, может показаться нелогичным. Свои – и то многие сомневаются.
Вот чем отличается революционер – сам-то он никогда в своей правоте не сомневается! И уверен, что неправы все те, кто с ним не согласны… Эх, не быть мне революционером!
– Спасибо за подтверждение – того, что я вам чужая, – сказала я, почувствовав, как у меня кольнуло в сердце. Хотя я и знала, что это так, еще ни один из них не говорил мне это открытым текстом. – Единственное, за что я обижаюсь на вас – это за то, что вы ложно дали мне почувствовать, что я была вам нужна, когда на самом деле моя помощь вам совсем и не требовалась. Это называется «emotional abuse ”, голубчик. Но об этом тоже нет смысла теперь говорить. Что было, то было. Zand erover , как говорят голландцы.
Если он осмелится сейчас хоть словом упомянуть Ойшина, то я…
Но вместо ответа Дермот заулыбался широко, как на именинах и шумно хлопнул себя ладонью по толстой ляжке.
– То, что надо! Дело в том, что нам как раз именно нужна твоя помощь.
– Опять ваши «сказки Венского леса»? Опять – «из России с любовью»?- разозлилась я.
– Нет-нет, на этот раз дело предстоит совершенно другое!- он посерьезнел.- Нам нужен свой человек в одной из стран Карибского бассейна…
– I beg you pardon ?
– Наши венесуэльские друзья знают, что против их страны опять что-то затевается и попросили нас помочь с информацией. Как ты знаешь, под боком у Венесуэлы – две американские базы ВВС. Когда нам передали эту просьбу, то мы сразу подумали о тебе….
– Мы – это кто? Ваш бородатый дендрофил ? Или «Бойцы вспоминают минувшие дни»…?
– Именно. Считай, что о помощи тебя просит The Old Boys Club !- он озорно подмигнул.- Ну, говоря точнее, о тебе подумал я. Ты ведь уже знакома с регионом, знаешь языки….
– И как это вы мне вдруг доверяете? Ведь я же добровольно и давно вычеркнулась из всех ваших списков. На митинги не хожу, «одобрям-с» не кричу…. Даже не голосую больше за вас – и не делаю из этого секрета.
– Вот именно потому и доверяем, что секрета не делаешь. И самое главное как раз в том, что ты «вычеркнулась», как ты изволила выразиться, – не только из наших списков. Теперь ты совершенно вышла и из поля зрения бритов. Теперь, когда ты не общаешься со мной и за нас не голосуешь, они уверились в том, что ты была всего-навсего еще одной иностранной искательницей приключений, которую потянуло на ирландскую экзотику. Тем более, что твое собственное поведение… гм… только помогло подкрепить эту легенду. И не бросайся на меня с кулаками: это не я так думаю! Это даже хорошо, что они такого мнения. Просто замечательно. Мы проверили по своим каналам, и ты – как раз именно то, что нам надо. Всех наших, знающих испанский язык, или имеющих хоть какие-то контакты в регионе, они знают наперечет. Тебя сняли со счетов. Мы тебя подготовим в одной нейтральной стране, поедешь с нашим человеком, но он будет держаться в тени. Он просто будет тебе вроде наставника, у него большой опыт, хотя и не за границей. И на нем будет держаться связь.
– А что я там, по-вашему, должна делать?
– Ты просто будешь там жить. И наблюдать. Наблюдать, устанавливать нужные нам контакты – и передавать информацию. Все. Этого и так будет предостаточно. Твоя помощь может оказаться незаменимой!
– А дети?
– О детях не беспокойся. Ты их будешь видеть не меньше 2 – нет, 4-х раз в году. Они будут жить в безопасности, в нейтральной стране, и мы к ним выпишем твою маму. Или найдем им няню, по твоему выбору. Получат первоклассное образование. И за ферму тоже не беспокойся. За ней тоже будет уход.
– Дермот, ты говоришь таким тоном, словно за меня уже все решено! Я ведь еще не говорила, что я согласна! – возмутилась я. – Посмей еще только сказать, что я «хорошо на этом заработаю»- и я пошлю тебя знаешь куда?…
– Догадываюсь!- засмеялся Дермот. – Я просто хорошо знаю твои взгляды, Женя. И знаю, что нам бы ты в помощи, может, и отказала, а вот братскому народу, строящему социализм, не откажешь….
Глава 21. Чудеса бывают.
«Чёрт побери… Живут же люди. Влюбляются. Ходят в театры. В библи… в библиотеки…»
«-А у вас что, на Земле и реки еще есть?
– И моря есть и реки, и порядочные люди тоже есть!"
… Он был прав. Он действительно меня хорошо знает…
Прошло несколько месяцев. И вот я – в «одной нейтральной стране». Выхожу из вагона поезда.
На перроне ко мне подходит невысокий, чуть выше меня оранжево-смуглый незнакомец с веселыми, похожими на блестящий антрацит глазами и тяжелой, чуть выступающей вперед, но совершенно его не портящей челюстью. У него чуть коротковатые, кривые ноги, но и это его ни капельки не портит. Это очень даже симпатичный мужчина, примерно моего возраста. В коротких черных жестких на вид волосах его чуть пробивается первая седина. Одет он в черную навыпуск рубашку из какого-то необычного, жесткого и полупрозрачного материала с небольшим круглым значком на груди и черные же брюки. Рукава у рубашки – по локоть, и из них торчат загорелые до черноты, худые, но мускулистые руки. Он крепко пожимает мне руку одновременно с небольшим поклоном и говорит глуховатым баритоном на хорошем русском языке:
– Добро пожаловать в мою страну! Мое имя Сон Ри Ран, и я буду Вашим гидом и переводчиком в течение Вашего пребывания здесь.
Гидов-переводчиков двое. Молодая девушка в очках – ее зовут Ли Чжон Ок – и он. Товарищ Сон. Девушка, как ни странно, чем-то напоминает мне внешне подругу из раннего детства – Женю Николаеву. Наверно, тем, что она такая же очень серьезная на вид. Но в отличие от Жени, девушка эта очень красивая и стройная как березка, с круглым словно луна, лицом. Пальцы у нее тонкие, длинные, будто у пианистки. На ней аккуратный, но не слишком строгий костюм. И тот же непременный значок. Она тоже прекрасно говорит по-русски. Только почему-то почти каждого слова добавляет «Да?” , словно хочет убедиться, что ее поняли- но у нее это очень мило получается.
Они ведут меня к микроавтобусу, товарищ Сон ослепительно улыбается, товарищ Ли улыбается тоже, но чуть сдержаннее, а я… я ошеломлена цветами и красками вокруг меня, спокойствием и невероятной чистотой и зеленью улиц, и жизнерадостными и целомудренными лицами людей. Такое чувство, что я оказалась в сказке.
Я видела пейзажи этой страны и раньше – память вытаскивает из далеких теперь уже отрочества и юности глянцевые картинки в журнах «Корея сегодня» и просто «Корея», на которые у меня несколько лет был абонемент. Но тогда я журналу немножко не доверяла – исключительно потому что картинки в журнале «Советский Союз» были все-таки как-то живописнее действительности. Да что журнал – даже на моих собственноручно сделанных фотографиях нашего города он выглядел немного аккуратнее, чем на самом деле! С тех пор прошло много лет, я наслушалась на Западе ужастиков о жизни в этой стране и, хоть и знаю, как нагло врут западные СМИ в отношении тех, кто встал поперек горла у империализма, какой-то осадок от этого все равно остался. Я представляла себе это место хмурым – похожим на осеннюю Москву времен Горбачева. А передо мной предстала настоящая весна человечества!