Я была демотивирована и бросила многие курсы, на которые записалась. Благо, их можно было бросить: обязательных предметов было мало, а по остальным нужно было только набрать за год необходимое количество баллов из предложенного на выбор. Всем было все равно, что ты, собственно, изучаешь по содержанию. Мое общее впечатление от голландской системы высшего образования – ее удивительная бессистемность. Знания, которые давались, были какими-то фрагментированными обрывками: кусочек того, ломтик этого… Наша система на этом фоне ассоциировалась со строительством солидного здания, которое продуманно возводят по кирпичику, начиная с самого широкого фундамента. Голландское образование было эклектическим зданием, построенным на песке.
Учиться было достаточно легко, даже несмотря на то, что все лекции и все учебники были на другом языке, который я изучала всего год. Я думаю, что благодаря моему советскому фундаменту. Создавалось даже ощущение, что учиться у нас в Москве – на родном мне языке!- было труднее. Требования были выше, знания были глубже. Их объем был больше. Я была поражена легкостью тестов типа «multiple choice». Да такие у нас последний идиот мог сдать – если он хоть немножко владел логикой!
Но голландские студенты жаловались, что им трудно… Впрочем, когда я увидела по телевидению программу, в которой взрослые, закончившие школу голландцы не могли показать на карте свою собственную страну (!), это перестало меня удивлять.
Одним из обязательных предметов на первом курсе было введение в Русландкюнде . Эдакая советология по-голландски. Это была не только история нашей страны – в голландском ее видении- но и ее обществоведение, экономика и даже право. Одним словом, сборная солянка. После первого курса можно было выбрать это направление в качестве специализации, с тем, чтобы потом стать экспертом ( дескюндиге) по Восточной Европе и выдавать “мудрые” комментарии где-нибудь в программах из рубрики «Актуалитейтен» . Когда я впервые ознакомилась с учебником по этому предмету, у меня мороз пошел по коже. Это была именно та книга, в которой утверждалось, что наши женщины работают только потому, что их мужья недостаточно зарабатывают (!) Там еще много чего утверждалось. Например – на полном серьезе – что в СССР не было профсоюзов. Вот таких экспертов – в чьей собственной стране почти нет ни женщин-врачей, ни женщин-профессоров, видимо, потому, что их мужья достаточно зарабатывают!- выпускает голландская высшая школа….
Я была счастлива, когда этот курс подошел к концу. Невозможно лгать о своей собственной стране только для того, чтобы сдать экзамен, и поэтому на вопрос на нем, была ли власть большевиков легитимной, я отписалась пространной фразой, смысл которой сводился к тому, что если на нее смотреть с западной точки зрения, то нет (иначе экзамен бы мне завалили!). Но кто сказал, что мы обязаны на все смотреть с западной точки зрения?…
…Наступило самое противное для меня в Голландии время года – Рождество и Новый год. Я не могла привыкнуть к черным, мокрым, холодным улицам без снега. Тоска по дому в эти недели становилось такой, что почти хотелось выть. Я все еще боялась домой поехать – ведь я не спросила разрешения на то, чтобы в Голландии выходить замуж. Кто знает, на сколько там меня задержат… Эмигрантская пресса и наши доморощенные голландские эксперты по советским делам-преподаватели запугивали, что таких, как я вообще чуть ли не отдают под суд как предателей. Сколько мне понадобится здесь пробыть пока я не смогу опять увидеть своих родных, было неясно. И от этого на душе становилось еще муторнее.
Но под Новый год все-таки произошло маленькое чудо: ответили на наше объявление в роттердамской газете о том, что «молодая серьезная пара ищет квартиру»! Женщина говорила со странным акцентом, и фамилия у нее была явно не голландская – Попеску, но какое это имело значение! В первый же возможный выходной мы поехали в Роттердам – смотреть квартиру!!
Дом оказался в старом районе в западном Роттердаме. Здесь мы сразу почувствовали себя как дома – кого здесь только не было! Турки и арабы, антильцы и суринамцы, югославы и китайцы… И даже целое поселение выходцев с островов Зеленого Мыса! Никто не косился на тебя, если ты не был блондином. Скорее наоборот – косились, если ты им был.
Мадам Попеску пришлось долго ждать – она опоздала чуть ли не на час, и я уже была готова расплакаться, когда она наконец появилась. Это была молодая – моложе меня – хорошенькая, но задерганная девчонка с маленьким ребенком, выкрашенная в блондинку, так неумело, что она казалась рыжей.
– Сюзанна, – представилась она. – Извините за опоздание, мы к тете в Брюссель ездили.
Следом за ней шагала средних лет дама с решительным лицом – ее мама. Мы поднялись по старым затертым башмаками ступенькам внутрь дома. Попеску принадлежал первый этаж, на втором жили какие-то голландские художники. Входная дверь была общей. Это был старый дом, построенный еще в 1911 году – большая редкость в Роттердаме, который почти целиком был разрушен во время войны бомбежками. Было такое чувство, что дом с тех пор и не ремонтировался. В нем были высоченные потолки, две комнаты, разделенные стеклянной перегородкой и дверью (пол в одной из комнат был явно выше, чем в другой), кухня, малюсенькая кладовочка и душ с туалетом на площади в 2 квадратных метра.
– Здесь у нас в подвале еще кое-какие вещи стоят, – сказала мама мадам Попеску.- Мы их потом заберем.
В той комнате, окна которой выходили на улицу, был встроен газовый камин – единственное на весь дом отопление. Во второй комнате, окнами на маленький треугольныи садик, окруженный со всех сторон такими же старыми и угрюмого вида домами, не было даже батареи. На кухне тоже. Из окна в сад вела лестница, спустившишь по которой, можно было выйти на дверь в подвал – целый подземныи этаж. Я видела, как в амстердамских домах такие подвалы реставрируют и сдают под жилье. Но здесь была полнейшая разруха. Стояли какие-то старые диваны и лампы и банки с соленьями – очевидно, то, что мадам Попеску собиралась в один прекрасный день отсюда увозить. Она открыла одну из банок, руками достала оттуда большой консервированный красный перец и стала его с аппетитом поедать. Мама вела за Сюзанну почти всю беседу. Зрелище это было настолько странное, что я не выдержала и спросила их, откуда у них эта квартира.
– Досталась от бабушки, – пояснила Сюзанна. Лицо у нее было искреннее и открытое. – Ну как?
Мы с Сонни переглянулись. Несмотря на плачевное его состояние, для нас это был целый дворец. Две комнаты, свой садик! И всего-навсего в получасе езды на трамвае от центра Роттердама! Трамвай был тут же, за углом, в 2 минутах от дома.
– По рукам.
– 600 гульденов в месяц. («И всего только на 100 гульденов больше, чем была наша халупа в Энсхеде!») Плюс залог. Я буду сама за деньгами приходить. Я сейчас живу в Схидаме у мамы. Вот мой телефон.
Мы подписали контракт.
– Как писать, на год, на два? – спросила мама.
– Мы хотели бы на неопределенное время.
– Пусть будет неопределенное, так даже лучше! – согласилась Сюзанна.
Мы еще не знали, что в этой фразе кроется наше спасение.
…В середине января мы переехали в Роттердам. Отсюда мне было всего полчаса добираться на поезде до университета, а Сонни готовился уехать на стажировку домой на Кюрасао на целых полгода, так что ему оставалось недолго потерпеть. Сеньор Артуро все еще не получил своего жилья в Тилбурге, и мы решили временно взять его с собой. Тем более, что места теперь на всех хватит! Настроение было праздничное.
Мы приехали в Ньюве Вестен в субботу, а для того, чтобы переоформить газовое снабжение и электричество на наше имя, надо было дождаться понедельника. Два дня у нас зуб на зуб не попадал, и мы все трое спали в зимних пальто и укрытые всеми одеялами, которые у нас только были…
После этого газовая печка в доме работала чуть ли не сутками напролет. Счета за газ были ого-го! Но это была единственная возможность хоть как-то согреться. Сеньор Артуро держал рядом с постелью в своей комнате переносной электрический обогреватель, но все равно был вынужден спать с грелкой. Вода в доме нагревалась как в наших «хрущевках» – от газовой колонки на кухне. Периодически колонка самопроизвольно гасла, и мы с риском для жизни (кто знает, может, газ еще идет?) и с трудом разжигали ее снова. В душе был такой холод, что для него пришлось покупать отдельный обогреватель. Пол после принятия душа не просыхал сутками, по стенам моментально расползалась черная плесень. Окна в комнате, выходящей на улицу у нас были постоянно занавешены: не очень-то приятно, когда с улицы к тебе заглыадывают прохожие. И сразу было видно, что мы не голландцы: голландцы занавески вообще закрывают редко!