Зажав в кулак 21 рубль, Павел опять пошел в мастерские. Его окружили дружки Аникина. Кто-то крикнул: «Качнем?» — и Павла начали подбрасывать вверх.
— Пошли, Павлик, — сказал Аникин.
— Тройку белой, колбаски, можно ливерной, один огурец в овощном отделе, — наставлял он по дороге, — луковица своя, из дома захватил.
На покупки истратили десять рублей. В кармане осталась еще десятка и кое-какая мелочь.
Любители выпить за чужой счет примостились за сверлильным станком, прямо на полу.
Тосты были обращены к Павлу, который чувствовал себя как-то неопределенно. Все это его никак не радовало.
С одной стороны, прельщало внимание, которым его льстиво окружали эти прожженные пьяницы, а с другой — было жаль бессмысленно истраченных денег.
Пили из одной банки. Дошла очередь и до Павла. Кое-как он выпил обжигающую жидкость.
Кто-то невнятно прочавкал:
— Что ж, дружки, маловато, наверно?
Аникин согласился и без всяких церемоний, протянув руку, предложил Павлику:
— Давай, давай, не скупись. Никто еще первую получку отсюда не унес. Конечно, надо добавить.
Ничего не поделаешь, Павел вытащил десятку, скорбно на нее поглядел и передал хромому Митяге, которого послали в ближайший магазин.
Павла привел домой Аникин. Юноша находился в состоянии тяжелого опьянения. Мать поняла: была получка, притом первая.
В полночь ему стало плохо. Началась неукротимая рвота. Ирина Сергеевна испугалась и принялась допытываться у сына, чем он закусывал. Узнав, что Павел ел ливерную колбасу, она сразу успокоилась: конечно, рвота была от ливерной колбасы, а вовсе не от водки. К утру Павел с трудом задремал.
Работа у Павла не клеилась. Ирина Сергеевна дважды, когда Павел с похмелья не мог утром поднять головы, вызывала участкового врача. Один раз врач действительно нашел у Павла признаки сердечной недостаточности. Мать думала, что он переутомился, а на самом деле сердце просто не выдерживало алкогольных перегрузок. Шутка ли, чуть ли не каждый день он приходил домой далеко за полночь и, как правило, в нетрезвом состоянии.
Из своей зарплаты Павел матери не отдавал ни одного рубля. Деньги тратил по своему усмотрению, больше всего на выпивку. Он не ограничивался своей зарплатой и систематически требовал деньги у матери, теперь уже не по 45 копеек, не по рублю. Теперь уже требовались трояки. Давая ему деньги, она просила только одного: не пить много.
Однажды он не вернулся домой. До утра Ирина Сергеевна не смыкала глаз. Утром ей сообщили, что Павел провел ночь в вытрезвителе. В тяжелом состоянии опьянения он был поднят дежурной машиной милиции на улице. Только утром он назвал фамилию и указал свой адрес. Материалы о нем опять были переданы в комиссию по делам несовершеннолетних.
На заседание комиссии пригласили Ирину Сергеевну. Это уже был второй вызов после ухода Павла из школы.
Пристрастие к вину делало свое дело. Он выглядел уже куда старше своих лет. Бессонные ночи, пьянки наложили отпечаток на его лицо. Мешки под глазами, покрасневшие веки свидетельствовали о том образе жизни, который он вел.
А Ирина Сергеевна все цеплялась за привычные объяснения, переживала, что Павел похудел. Ей казалось, что он очень устает на работе и совсем не высыпается. Изменить образ жизни сына она была не в силах и фактически примирилась со всем, что он делал.
Павел, как и раньше, исчезал из дома на целые ночи, возвращался под утро.
Моросящие дожди сменились снегом, покрывшим землю белым ковром.
Конец года прибавил работы. Ирине Сергеевне надо было готовить документы к годовому отчету. Приходилось иногда оставаться после работы, чтобы подогнать дела.
Знакомым она хвалила сына: работает и все деньги отдает ей. На самом же деле не видела от него ни копейки, зато требования его росли с каждым днем.
Теперь нужен был костюм с боковыми разрезами, без воротника, с широкими бортами. Недавно он вдруг сказал, что на рынке его друг купил ондатровую шапку. Стоимости ее он не знал, но все равно требовал: «Купи!»
Отказать нельзя. Тут же начнутся грубости, оскорбления и даже угрозы.
Приближался Новый год. Ирина Сергеевна прибрала в доме, наготовила много вкусных вещей и очень просила Павла поздно не приходить. Он пообещал, но в новогоднюю ночь домой так и не возвратился.
Пришел лишь к обеду с подбитым глазом, без переднего зуба.
— Павлик, кто это тебя так покалечил?
— Не знаю, — потупив глаза, ответил он. Павел, действительно, ничего не помнил. В голове кружились пьяные лица, бутылки и разноцветные огни.
Что за черт, не может вспомнить, как пришел и когда ушел, в какой компании был.
Ирина Сергеевна уже ничего не могла сделать. Сын совсем отбился от рук.