- Ты прав. Почти прав, потому что есть еще одна проблема: дело в том, что у этого Воронина не два желания, а три. И осуществить его третье желание будет сложнее всего.
- Три? И какое же третье?
- Он хочет не только деньги и меня, он хочет и тебя.
- Меня? Он что - гомик? Но он же ужинает с женщинами, значит к мужчинам должен быть равнодушен.
- Не факт. В нашей культуре попадаются такие любвеобильные чиновники, что любят сразу и женщин, и мужчин. И похоже Воронин один из них.
- Да уж! Дело принимает весьма пикантный оборот!
Я немного задумался, вопрос для меня был, мягко говоря, весьма непростой, а потом спросил Ольгу:
- А ты бы что сделала на моем месте?
- Я бы подумала.
- А конкретнее?
- Боюсь, что ответ тебе не понравится. И не думай, что ты первый. Например, после прослушки нашей оперы, Воронин пригласил к себе на ужин сначала нашу вокалистку... не буду называть её имя, думаю, ты и сам догадаешься... а потом одного нашего гитариста, и им пришлось с ним ужинать. А иначе, о нашей опере никто бы до сих пор ничего не знал. Я же говорю, у нас все решается только через постель.
- И что, этот гитарист что-нибудь рассказывал об этом ужине?
- Мне ничего, хотя я у него спрашивала дважды, зато вокалистка кое-что рассказала.
- И что же?
- Да в общем-то не много. Говорила, что он заставлял её петь и танцевать обнаженной. Что рисовал её в весьма откровенных позах, а потом имел её в самых разных вариантах. То есть развлекался с ней как со своей игрушкой. Так что ты выбираешь - ужин или похороны нашего коллектива?
Я опять немного задумался. А чтобы сказал по этому поводу мой начальник? Впрочем, о чем я? Он уже сказал - общаться с народом как можно больше, в том числе и с чиновниками. Причем произнес эти слова в форме моего задания. В итоге получается, что два фактора за ужин, и лишь один - мой личный - против. Что ж, придется уступить, дело прежде всего.
- Ужин, - обреченно произнес я. - Звони этому извращенцу, как-нибудь переживу его забавы. Кроме того, нам сегодня нужно собраться и повторить все песни. Кстати, я сочинил несколько новых, возможно успеем разучить их перед концертом.
Когда мы вышли из кафешки, Ольга позвонила чиновнику из ближайшего автомата. Закончив весьма непродолжительный разговор, она сообщила мне результат:
- Договорилась! Запрет на наши концерты он отменит прямо сейчас, остальное остается в силе: меня он приглашает на ужин сегодня в девять вечера, а тебя в понедельник в это же время. Потому сейчас я еду домой, там обзвоню всех наших музыкантов и соберу их к семи часам, чтобы полностью повторить нашу программу. Ты тоже иди по своим делам, а вечером будь на репетиции. Давай.
- Подожди секунду. - Я достал деньги и протянул их Ольге. - Вот тебе тысяча за штрафы и еще тысяча на взятку.
- Нет, нет! Я директор нашей команды, а значит это мои заботы.
- Оля, давай договоримся так: ты остаешься директором, а я буду спонсором нашего коллектива.
- Спонсор? Это слово мне не знакомо.
- Так у нас в столице называют людей, финансирующих какие-либо проекты.
- Понятно. Что ж, если ты так богат и если настаиваешь, то возражать не стану.
Она взяла деньги, села в свой Москвич и покатила в сторону своего дома. Я же еще побродил по магазинам советского Питера, внимательно рассматривая в них товары и отношения продавцов к покупателям, после чего сел в автобус и поехал в "Эксперимент".
* * *
Увидев меня, музыканты сильно обрадовались, хотя уже знали от Ольги, что я вернулся. Мы даже обнялись так, как будто не виделись целую вечность, и тут же с большим воодушевлением взялись за работу. Вскоре появилась Ольга; с нею мы быстро прогнали наш репертуар без единой ошибки, а заодно и разучили три новых песни. В итоге к новым концертам мы были полностью готовы, а настроение у нас было боевое. Даже Ольга впервые в тот день улыбнулась при мне от души.
К счастью для нас афиши и рекламные плакаты снять не успели, и потому на обоих наших выступлениях были полные аншлаги. Зрители все также кричали от восторга, аплодировали стоя и требовали повторения некоторых песен. И мы повторяли. Всё было отлично до самого конца второго концерта, а потом случилось такое, о чем и рассказывать не хочется. И все же расскажу.